Аномалия - электронная библиотека

Карта Страны

Карта Глупова

Карта Острова

Карта Непреклонска

Мой дом

Собор

Разное

Нулевая Летопись

Большие Глуповские Рода:

Сидельниковы

- Мы тоже происходим от очень древнего и славного корня! – говорили о себе Сидельниковы, а встревающим в этот разговор Уракиным еще и добавляли: – Да наш корень у вашего в паханах ходил! -

Признаться, я поначалу думал, что этот Сидельниковский корень точно такое же мифическое понятие, как и корень Уракиных, НО! Первым, на кого я наткнулся в «Сидельниках» (это название их Родового квартала) был… этот самый Корень!

Он был старым, угрюмым, носатым, горбатым, в накинутой на плечи номерной арестантской фуфайке и, почему-то, с белым-белым кроликом в руках!… Он (Корень) зыркнул на меня исподлобья и, видимо собрался уже что-то сказать, но тут откуда-то выбежал нагловатый молодой Сидельников (его, кстати, так и звали – Молодой), пару раз обежал вокруг меня, потом подбежал к Корню и уважительно прижимая руку к сердцу, так же уважительно сказал:

- Корень! Я проверил чем он дышит! Он дышит тем, чем надо! – и, приняв еще более уважительную позу, принялся чего-то ждать.

- Ша – наконец сказал ему Корень. Затем, еще раз зыркнув на меня, неторопливо продолжил (обращаясь уже ко мне): - Ходи. Но только - ме-едленно! – и … ме-едленно-ме-едленно куда-то убрел!…

Молодой тут же кинулся меня поздравлять, вопя на весь квартал, что мне только что с-а-м Корень даровал титул «Честного Сказочника» (это что-то вроде нашего «фраера в законе» но только с о-чень эпическим уклоном). И с тех пор я мог совершенно спокойно шататься по всей этой уголовной слободе и делать все что захочу. Даже бузить. Но только не ночью, так как Корень этого не любил.

Ох, и прилюбопытнейшей же личностью был этот Корень! И его не менее прилюбопытнейшая история точно так же терялась во Мраке Веков, как и история корня Уракинского. Кто он и откуда – неизвестно. Где и когда родился – непонятно. Когда впервые появился в Стране – тоже расплывчато. Известно лишь, что однажды он здесь все-таки появился, причем, если верить слухам, сюда он прибрел из Тамбова, в который он забрел из Тобольска, да еще и с заходом в Таганрог, но не прямиком, а - через Нижний Тагил!… Он (все по тем же слухам) был лично знаком с Кудеяром и Кондратием (но только не с Кондовых, а с Булавиным), знавал Пугача и Стеньку Разю (у последнего вроде бы даже хаживал в сотниках), а последним ярким штрихом в его биографии был пост чуть ли не начальника штаба в банде самого атамана Антонова! И это было уже где-то в Тамбове, после которого о-чень уставший Корень и прибрел, наконец, в Страну. В «Сидельниках» (а он прибрел именно туда) его встретили как родного. Да он, в общем-то, и был родным сразу всему Сидельниковскому Роду. И даже более того – он был их первопредком! Ведь во времена своей буйной, ухарской юности Корень был «…о-чень не прочь до женского полу, и иногда даже с последствиями…» - то есть с детьми. И вот когда-то кто-то из этих «последствий» как-то попал в Страну и положил начало всему Роду Сидельниковых, а заодно и их Родовой традиции – «Свято чтить память о своем славном древнем Первопредке» – то есть о Корне.  А когда в Страну прибрел и сам Корень, то Сидельниковы начали чтить и его.

Жил Корень прямо-таки по-королевски. Он целиком занимал один из Сидельниковских подвалов, который шел аж сразу под десятью особнячками! Нет, он мог, конечно, занять и сами эти особнячки (что ему и было, между прочим, предложено), но он этого почему-то не захотел и вместо этого ме-едленно-ме-едленно убрел в этот подвал. Сидельниковы смирились   с его столь странным выбором и со всех ног бросились приводить подвал в надлежащий (для Первопредка) вид. То есть натащили туда ковров, хрусталя, кожаной мебели, ну и прочего воровского ширпотреба. Но Корень вдруг т-а-к зыркнул на своих расторопных потомков, что они побледнели, съежились и быстро-быстро повытаскивали весь этот ширпотреб обратно. А позатаскивали только то, что заказал уже сам Корень. Это были нары, стол, стакан и фуфайка. Все это они поместили в небольшую камеру, построенную в самом дальнем углу этого подвала по чертежам самого Корня, а весь остальной подвал, кроме узкой идущей около стены дорожки, он велел заставить… снарядными ящиками, которые Сидельниковы этой же ночью откуда-то и притащили. Так что жилище Корня одновременно походило и на тюрьму и на то ли партизанский, то ли разбойничий склад. Что поделаешь – ностальгия штука сильная! «…Почти как со-ба-ка…» - вздохнув, соглашается со мной Старец и переходит от Корня к наиболее ярким представителям из числа его потомков. А их, ярких представителей, было о-чень много! Возьмем хотя бы Молодого.

Это был та-кой прохиндей, каких «…поискать, днём с огнём, и – х-р-е-н найти!…». Поговаривали, что как-то пристал к нему один подвыпивший интурист, мол, ну-ка, собака, обкради-ка меня-ка – а сам при этом крепко-накрепко зажал все свои карманы и часы!  Ну, Молодой тут густо покраснел и, уважительно прижав руки к сердцу, начал клясться и божиться что он, мол, вовсе не такой и все такое. Но интурист не унимался. И тогда Молодой вздохнул и уважительно достал из своего кармана… подметки! Интуристовские! Которые он с него срезал даже не на ходу, а на … стоянке (интурист же стоял)! А пока этот обалдевший иностранец приходил в себя - куда-то пропало и все остальное. В смысле портмоне, часов и портсигара. Кстати – о последних, но только не этих, а других. Те часы, которые Молодой спер у меня – он мне потом вернул, причем я даже не понял когда именно, а просто однажды опять обнаружил их у себя на руке. А теперь что касается портсигара.

Помните в главе «Вдовины» я рассказывал о золотом портсигаре с надписью «Князю Багратиону»? Так вот, одно время он, как и положено находился в Музее, а потом вдруг р-раз – и пропал (разумеется, не без помощи Молодого). Но через некоторое время он снова нашелся. Нет, не в Музее, а… на столе в камере Корня, в виде анонимного подарка к какому-то празднику! И с тех самых пор он так там и лежит. Правда, Органы, что-бы портсигар больше  не пропал, прикрутили его к тому столу двумя железнодорожными болтами, а сам стол вбетонировали в пол. На всякий случай. Сам Корень явно был о-чень про-тив всех этих предосторожностей и почти совсем уже сказал по этому поводу свое жуткое «Ша», но Органы слезно упросили его этого не делать, мотивируя это тем, что портсигар не только Сидельниковская (теперь уже) ценность, но и Общеглуповская, и значит, он должен находится под охраной (или хотя бы под болтами) где бы он в это время не находился. А в качестве отступного Они подарили ему большую птичью клетку без дна, что бы он мог сделать из нее «шизо» (то есть штрафной изолятор) для своего кролика (которого ему тут же кто-то анонимно подбросил). А так как кролик действительно был очень хулиганистым, то «шизо» ему был просто необходим. Так что, хоть и о-чень скрепя сердцем, но свое «Ша» Корень тогда так и не сказал.

Кстати – в особнячке прямо над Корнем жил еще один ярчайший представитель Сидельниковского Рода по имени Вася Маленький О-чень Маленький.

Роста он был действительно небольшого. Ну, что называется, метр в прыжке. В высоту. Но з-а-т-о в ши-ри-ну в нём был тот же самый  прыжок, но уже с шестом! В общем, Вася выглядел как «…небольшой бритый квадрат приземистый со всех сторон…». У него был малиновый пиджак, золотая (вернее позолоченная корабельная) цепь, и единственный во всей Стране шестисотый «мерседес», который сам Вася ласково называл «сотиком». В последствии, когда мы с Васей уже подружились, он даже давал мне его поносить («сотик» как и сам Вася, был очень небольшим, примерно как радиотелефон) и вот… однажды… я его… по-те-рял!… Ч-то т-у-т на-ча-лось!… Вася был безутешен…. Он рыдал целыми сутками…. Он перестал есть икру и ананасы…. Он проклинал всё подряд (особенно меня) и даже грозился всё тут перестрелять к чертовой матери (почему-то тоже особенно меня) из гранатомета…. А гранатомет у него был хоть и небольшой, но о-очень многоствольный и о-очень многозарядный (однажды, когда мы с ним ходили на охоту, он шарахнул из этого гранатомета по зайцу. Заяц, разумеется, убежал, а вот лес потом тушили целую неделю. А нас с Васей, изловив на конспиративной Ершовской квартире, за это даже судили. Правда, он, собака, откупился, а вот меня упекли на одну «пожизненку» по статье «За порчу леса в общественном месте. Ведь охотились-то мы на Острове, а он почему-то считался именно таким местом). В общем – «…Конец мой был не за горами / и он, конец, был явно жуток…» – как пелось в одной народной глуповской песне. Но на мое счастье «сотик» вскорости нашелся! Оказалось, что я его не потерял (как думал я) и не зажилил (как думал Вася), а просто забыл его в казино в виде залога не помню уже за что! А казино его продало с молотка Абрашке, у которого его отобрали Уракины, у которых его на что-то выменяли Кацапенки, у которых его наконец-то украл Молодой и продал его Васе за полцены! Вобщем с Васей мы, в конце концов, помирились но «сотика» он мне больше не давал. И даже более того – поставил его на сигнализацию, повесил на цепь и всегда стал носить при себе, в кармашке своего малинового бронежилета навроде часов.

А еще Вася был страстным игроком в карты, а заодно и карточным шулером, и поэтому, сколько мы с ним ни играли – он всег-да меня обыгрывал. Причем не на чуть-чуть, и даже не на половину, а пол-ность-ю! В чис-ту-ю! В пух и прах! Правда, после каждого такого обыгрывания (или, по Васиному – «обувания»), он отдавал мне деньги обратно. Не все конечно, и даже не половину, а только 3 процента (его кстати иногда так и звали – Вася Три Процента, ведь всем «обутым» он их всегда по честному возвращал)…. Я долго искал выход из этого унизительного положения и даже ходил посоветоваться об этом с Белым Шаманом. Но этот старый тыгыдым ничего путного мне не насоветовал, а предложил просто взять и… не играть с Васей в карты! Но играть-то мне о-чень хотелось, и поэтому я пошел посоветоваться с Абрашкой. Но он в это время был на каторге (после очередного устроенного им общеглуповского дефолта) и поэтому был для меня недоступен (он ведь сидел в камере люкс, с охраной и собаками). И тогда я начал думать сам. Думал-думал и … до-ду-мал-ся! Я попросил Молодого украсть для меня немного денег из Васиной кадушки (у него на чердаке стояла кадушка из-под соленой капусты, в которой он хранил свои сбережения) – что Молодой с удовольствием и сделал. А потом я пошел и проиграл все эти деньги Васе. Вася очень радовался (он ведь не знал, что выиграл свои собственные деньги), да и мы с Молодым тоже (ведь полученные от Васи проценты мы честно поделили с ним пополам)! И с тех пор так и пошло: Молодой – Васины деньги – проигрыш – 3 процента – и снова Молодой. Да плюс еще о-чень хорошее настроение и совсем не напрасно потерянное время! Ну я ли не ум-ни-ца?! Ну я ли не мо-ло-дец?!…

А еще среди Сидельниковых был очень развит феминизм. То есть среди наиболее ярких представителей этого Рода попадались и бабы. Да еще и какие - са-ма Краля и са-ма Мурка! Краля держала бордель «У тети Фани», а Мурка – казино «Шестой туз». А была в «Сидельниках» и еще одна Мурка – Мурка-Мурёночек, но она была вором в законе и поэтому держала сразу в-с-ё. Из них троих я был близко знаком только с Кралей. В смысле по работе. По МОЕЙ работе. Ну, то есть… Раз уж мы заговорили о казино, а значит и о всяких там играх, то я, пожалуй, отойду от Сидельниковых вообще и углублюсь в их игры в частности. Поверьте – они того стоят! 

СИДЕЛЬНИКОВЫ - 2

Разумеется, все Глуповские игорные заведения находились именно в «Сидельниках», ведь все игры, в которые в этих заведениях играли, были придуманы именно Сидельниковыми, и они (игры), были как бы ихними, Родовыми аттракционами. И их (игр) было о-чень много, и рассказать обо всех я просто не смогу. И поэтому ограничимся лишь парой-тройкой наиболее известных. И начнем мы… а, пожалуй, с «Большой Страны» и начнем.

Это была одна из интереснейших глуповских игр. Ее правильное название – «Ну о-о-очень Большая Страна, или – Влип, касатик!». Сидельниковы придумали ее по мотивам одного Ершовского литературного произведения, разумеется, сильно его при этом переврав и испохабив. Эта игра, видимо, парадировала Большеземельскую жизнь, но только как-то…  гнусно-пасквильно что ли. Из себя она (игра) представляла некое подобие «Монополии». То есть в ней было игровое поле, поделенное (по «кайме») на клетки, по которым нужно было ходить (фишкой и, разумеется – после кидания кубика) и выполнять то, что было написано на той из них на которую ты, что называется, «попадал». А порой эти «попадания» были … о-чень даже неслабыми! От минус одной шкуры (забыл сказать – в начале игры всем участникам выдается по семь шкур, то есть как бы жизней, но в виде жетонов) до по-олной ханы! А еще ведь были и «пропуски хода» (например в тюрьме), и «отходы назад» (например, после реформ или хотя бы смен идеологий), да и обычные «несчастные случаи» (от пожара до теракта) которые ничего хорошего, как правило, не приносили. А в основном приносили «хану» (то есть как бы смерть), после которой все твои шкуры сдирались и тебе приходилось начинать игру сначала (то есть опять вставать на клетку «Начало?», в данном случае именуемую роддом). А цель этой игры состояла в том что-бы попасть на клетку… «Начало?» (в данном случае именуемую Шереметьево-2), но не в результате «ханы», а в результата до-олгого и упо-орного «пошажочного» «попадания». То есть до этой клетки необходимо было дойти по кайме поля и попасть именно на клетку «Начало?». А если ты на нее не попадал то «пролетал» дальше и продолжал «крутиться» в этом чертовом колесе аки проклятый (считалось, что игра сделана в виде колеса, но на самом деле она была прямоугольной и в этом видимо скрывался какой-то подвох, или издевка). И у этой игры как у заправского «колеса» были даже «спицы» (целых четыре) которые шли от «обода» (то есть от основного, так называемого Серенького Поля, или , иначе - Круга) к «втулке» (то есть к внутреннему, так называемому Червонному ( или – Блатному, или – Кремлевскому) Кругу). Этот Червонный Круг состоял из 18 клеток (в Глупове это число считалось проклятым, так как оно состояло из суммы трех шестерок), а в Сереньком Круге клеток было чуть больше 70-ти (здесь почему-то считалось, что именно столько клеток-(-ходов)-годов в одном идеологическом круге-«вздохе» этой Ну О-чень Большой Страны). По Серенькому кругу можно было ходить только по часовой стрелке, а по Червонному – как захочется. Но на этом их отличия не заканчивались, а только начинались. Ведь в «Червах» игра шла по крупному. Шкуры там считались не по одной или две, а чуть ли не десятками! Да плюс еще титулы, Звезды, звания, нефть, наркотики! Словом – сказка, а не жизнь (в смысле – игра). Но чтобы попасть в эту сказку, для начала нужно было попасть на одну из начальных клеток спиц-«втулок». То есть как бы поступить в менты, попы, бандиты или хотя бы чиновники (так, во всяком случае, значилось на этих начальных клетках) и, что называется – покатиться по наклонной (во время движения по спицам разворачиваться и идти обратно (в отличие от Червонного круга) было нельзя, и однажды выбранному направлению надо было следовать «до конца». Кстати точно так же и выходили из Червонного круга, в смысле – бесповоротно). Но можно было на эти спицы и не заворачивать (то есть, как бы не вступать ни в одну из этих банд, в смысле «организаций») и знай себе крутиться дальше по «Сери» пока не сдохнешь или случайно не выиграешь, да еще во что-нибудь при этом вляпывайся! Правда, иногда там можно было вляпаться и во что-нибудь прибыльное. Например - «Халява +1 шкура», или - «Первым крикнул УРА +2 шкуры». А иногда там можно было вляпаться и в целое представление! Например – «Обретение нового доброго царя, +3 шага вперед». Делаешь эти шаги и… начинаешь ликовать еще больше, ведь  попадаешь в «Разрешили плюнуть на могилу старого злого царя, +5 шагов»! Ликуешь, делаешь эти шаги, и … начинается «Горькое похмелье, пропуск хода». То есть все, оказывается, было… глупо, и, в общем-то, на-прас-но. И ничего тебе не дало. Но обычно все эти представления заканчивались намного печальнее. Ну, например  - «Решил стать предпринимателем, +2 шкуры и +2 шага вперед». Радуешься как ребенок, считаешь шкуры, идешь и приходишь, вернее – «попадаешь», в клетку - «Крыша, -1 шкура и –1 шаг»! Немного расстраиваешься, раскошеливаешься, делаешь что и все (в смысле выполнения правил игры) и «попадаешь» в… «Налоговую полицию, -2 шкуры и –2 шага»!… В общем, себе же дороже вышло. А иногда даже и насмерть (в смысле игры).

Вот такой вот интересной и необычной была эта «Ну о-чень Большая Страна или влип, касатик!». Кстати – что касается ее второго названия. Дело в том, что когда ты «попадал» по крупному (то есть прямиком в клетку «хана» или же лишался своей последней шкуры как-нибудь иначе) – все играющие хором тебе кричали: - Влип, касатик! – и тебе приходилось начинать все сначала. То есть заново получать 7 шкур, вставать на клетку «Начало?» и «…вертеться в том колесе ошпаренной белкой по новой…», влипая и попадая во все новые и все более неожиданные передряги. Но что-бы не рассказывать обо всем этом подробно, я лучше издам эту игру в виде приложения к моей летописи, и вы там сами во всем и разберетесь.

 А теперь перейдем к карточным глуповским играм. Вернее – для начала мы перейдем к самим глуповским картам, которые тоже были весьма… своеобразными, и, кстати, были генетически связаны с «Большой Страной». То есть они как бы… проистекли (в смысле смыслового происхождения) именно из «Нее».

Начнем с того, что в глуповской колоде было … пять мастей! Но из них только четыре были настоящими! А уже из них только три были козырями! Вернее – они могли СТАТЬ козырями, а четвертая – не могла, потому что пятая… вообще… не являлась… мастью!?… Тьфу ты, совсем запутался. Попробую объяснить иначе. Значит так –

- представим себе обычную карточную колоду. Обычную. Четырех мастную. С шестерками, восьмерками, валетами и так далее. Так вот глуповская колода была в принципе такой же просто вместо «пик», «червей», «крестей» и «бубен» в ней были свои, глуповские масти. Их было тоже четыре, это – «гербы», «кресты», «звезды» и… еще одни «кресты» (но другие). Первая (белая) масть – это «гербы» (они же «мандатики»). Это была нормальная карточная масть, от шестерки до туза включительно. Почти. Ведь «картинок» (то есть от валета и выше) у нее не было. А после десятки шел…как бы генерал-майор, то есть один большой герб в центре карты.[1] После него (то есть уже как бы «дама») шел как бы генерал-лейтенант (два тех же герба один под другим). Потом шел как бы генерал-полковник (три герба), после которого шел как бы верховный главнокомандующий (то есть как бы туз только в виде одного огромного (на всю карту) герба). Теперь вторая (синяя) масть – «кресты» (они же «ворики»). Здесь все было то же самое, только вместо гербов на картах изображались синие, как бы татуированные кресты (но на самом деле это были не кресты, а восьми лучевые воровские звезды, но здесь их почему-то называли крестами). Теперь третья (красная) масть – «звезды» (они же «лампасики»). Все то же самое только с  кр-р-расными и о-чень ос-с-стрыми пятиконечными звездами. И, наконец последняя, четвертая (золотая) масть – «кресты» (они же «рясики» или даже «рясики-мордасики») – то же самое только с обычными поповскими крестами. Разумеется – с золотыми. Всё.

Кстати, именно в этом  - в делении колоды на именно такие масти, и сказывалось родство глуповских карт с «Ну о-чень Большой Страной». Ведь эти масти почти в точности соответствовали тем четырем бандам, вступив в которые и можно было уйти, или даже скорее – вырваться, из Серого круга в круг Червонный! Но вернемся к картам.

Значит с мастями мы разобрались, теперь попытаемся разобраться и с их старшинством. Хотя… тут и разбираться, в общем-то, не с чем. Самой старшей была белая масть, а самой младшей – золотая, то есть, в каком порядке я их описывал – в таком порядке они и убывали (в смысле старшинства).  Кстати, с этим связана и еще одна особенность глуповских карт! Дело в том, что козырями (например, при игре в дурака) могли стать только три первые масти, а «рясики» – не могли. Ведь сами по себе они были довольно-таки никчемной (в смысле – слабой) мастью, и они могли выступать лишь в паре с какой-нибудь из «верхних» мастей, как бы… освящая, ну то есть как бы… облагораживая ее своим золотистым светом. И поэтому, если при выборе козыря в него попадался «рясик», то из колоды просто брали еще одну карту (обязательно «верхней» масти) и клали ее под «рясика», который официально считался козырем, но на самом деле козырем было то, что пряталось под ним.

Но на этом особенности глуповских карт не заканчивались. Ведь во всех нормальных (то есть НЕ глуповских картах) помимо четырех мастей есть еще и джокер, который, конечно же, был и у глуповцев, но… наоборот, и… не так!

Назывался он «Охлос», и, в отличие от джокера, он был не сильнейшей, а самой-самой слабейшей картой в колоде. То есть он был, как бы таким вечным антикозырем побить которого могла аб-со-лют-но любая карта, и даже… он сам! Ведь «Охлос» в колоде был не один, а … целых девять! То есть он как бы составлял пятую – серенькую масть, но только безо всяких различий в номинале. Ни шестерок, ни десяток, ни генералов – один только «Охлос». Маленький. Серенький. Лохматенький. В центре всех этих девяти карт.

А играют всей этой национальной глуповской колодой (в основном) в национальную глуповскую игру под названием «Империя», официальная цель которой – «Получше взлохматить Охлоса». Но, во-первых – он и так уже взлохмачен аж до самых не-ку-да, а во-вторых… никто его и не лохматит! Все играют свою собственную игру, а «Охлоса» просто используют что-бы выбить у соперника какие-нибудь хорошие карты. Конечно, он может отбить твоего «Охлоса» своим, но ведь его у него может просто не оказаться и тогда ему придется тратить на твоего «серенка» что-нибудь стоящее. А ты его потом возьмешь, да и за-ва-лишь (в смысле нашего «подкидного», правила которого очень похожи на правила «Империи»).[2]

 Но этой колодой можно играть и во все остальные карточные игры, от «секи» до «преферанса» включительно, главное усвоить что «Охлос» – это  в-е-ч-н-о-е  н-и-ч-т-о, а все остальные – это

в-е-ч-н-о-е  в-с-ё. С небольшими оговорками. Во всяком случае – в сравнении с ним.

Теперь от карт перейдем к рулетке, которая в Глупове тоже конечно была, да еще и двух типов – Городская и Государственная. Городская – это когда ты ставишь ставку не на цифры, а на городские сектора (стол для этой игры представляет из себя карту Глупова поделенную на сектора, то есть на кварталы, площади и т. д.), а дальше – как в обычной рулетке: шарик – колесо (но не с цифрами, а с названиями секторов, коих было ровно 21, по количеству букв в обоих глуповских алфавитах) – выигрыш или проигрыш. Был кстати и второй вариант этой (Городской) рулетки, в котором, после ставок, шарик нужно было бросать не на колесо, а на сам игральный (сделанный в виде городской карты) стол, и на каком секторе этот шарик, вернее теперь уже мячик останавливался – тот и выигрывал. А в Государственной Рулетке все было то же самое, только сектора были не городские, а по всей Стране (ну там «Башня», «Глупов», «Восточные Болота» и т. д.).

Насчет азартных игр вроде бы все. Но не насчет Сидельниковых. Ведь помимо «Игорного» Вклада в Общеглуповскую Сокровищницу Нации, они внесли еще и … Кондитерский! Да-да, именно Кондитерский, ведь среди Сидельниковых были… Мишки! Просто Мишки, безо всяких фамилий.

Их было два брата, и они всегда были в побеге. Потом они возвращались, писали подробную «явку с повинной», и, получив новый срок (за побег), атласы, компас и деньги на дорогу – снова куда-нибудь убегали. Так вот, именно по мотивам их побегов в Глупове и была выпущена серия вкуснейших конфет на свете. Среди них были и «Мишки в лесу», «Мишки в тундре», и «Мишки на юге», и … в общем – везде. А на всех фантиках были пропечатаны эти самые Мишки (в улыбающийся (в обнимку) фас) на фоне того или иного пейзажа, в соответствии с которым менялась и конфетная начинка. Ну, скажем «Мишки в лесу» – они стоят на фоне бурелома, а начинка – с кед-ро-вы-ми о-реш-ка-ми!… «Мишки на юге» - они (все в наколках и семейных трусах) на каком-то приморском пляже, а начинка – а-пель-си-но-ва-я!… Или ман-да-ри-но-ва-я!…  Или ви-но-град-на-я!… Словом – были варианты.

А еще были «Мишки на Северном Полюсе», на фантике которых были пропечатаны… три укутанные в меха фигуры! А дело тут было в том, что в этот побег Мишки ушли не одни, а вместе со знаменитейшим глуповским бичем Бронькой (из Шлагбаумов), и, сбившись с пути, случайно попали на Полюс, а потом… почему-то… в Америку, где Бронька … почему-то …остался (Кстати! Знаменитая американская улица Брайтон Бич названа в честь именно этого бича. Просто бестолковые тамошние аборигены переделали Бронькино имя сначала в Броньту, а потом и вовсе в Брайту (что в переводе с ихнего аборигенского означает «Братан»), вот и получилось Брайтон Бич), а вот Мишки вернулись на родину. Но понять кто из этих на-фантиковых фигур Мишки, а кто Бронька – совершенно невозможно. Ведь они же все одеты как полярники – то есть все в мехах и солнцезащитных очках. Правда у одной из фигур на шее висит связка бубликов, а у другой поверх меховой ушанки надета широкополая черная шляпа (а все это есть типично Шлагбаумские предметы одежды), но это ни о чем не говорит, ведь Мишки могли у Броньки все это просто отобрать. Так что кто из них кто – совершенно непонятно. А начинка у этих конфет бе-ла-я-бе-ла-я как снег, и хрус-тя-ща-я-хрус-тя-ща-я как льдинка! Плюс морозная свежесть ментола и мяты. А сверху всё это присыпано как бы такой кокосовой стружкой и от этого конфета похожа на сугробик (а некоторые были похожи на льдинки, правда, вафельные)!…

А еще были «Мишки в Карпатах», где на фантике (у ночного горного костерка) было тоже три фигуры. Но кто из них Мишки, а кто Бендера было тоже непонятно (Бендера (он же Остап Бендер) это такой уголовник из Кацапенок, которые произошли от Сошкиных при помощи поляков. А Бендера произошел уже от самих Кацапенок, но тоже при помощи поляков (кажется – Дзержинских). Потом его за что-то посадили, а он обиделся и ушел в побег вместе с Мишками, из которого он уже не вернулся, так как где-то в Карпатах, во время одной ночной охоты на кабанчика (но не на дикого, а в чьем-то хлеву) он куда-то подевался). А сами эти конфеты были и-рис-ка-ми! Мяг-ки-ми-мяг-ки-ми! И вкус-ны-ми-вкус-ны-ми! -…Почти шо як са-а-ало! – причмокивали Кацапенки, когда речь заходила об этих конфетах. Кстати, они поначалу даже настаивали, что бы их начинка была действительно из сала, но «…тех сивоусых хлопчиков быстренько вразумили по поводу того, как портить национальный глуповский вкус, и, выйдя с каторги, они все то уже уразумели…» – как-то не очень понятно объясняет Старец и переходит от описания Сидельниковых к описанию самих Кацапенок. Последуем за ним и мы. Итак –

КАЦАПЕНКИ^[3]