|
Нулевая Летопись
Непреклонск (Мои роли)
Роль первая – Ученик Плотника.
Вообще-то я вытянул жребий «плотник», и должен был всю свою игровую «жизнь» колотить мебель из снарядных ящиков. Но буквально в первый же день своей Непреклонской жизни, вернее – в первую же ночь, после первого же утомительного дня махания молотком, я пошел прогуляться по городу, а заодно и осмотреть Памятник. А чем это закончилось, вы уже знаете – «семь пуль в голову и конец игре». Но так как махать молотком в той игре было больше некому, то меня, прям на следующий же день, вернули в Непреклонск, поставив в сопроводительных документах штамп «ученик плотника» (ведь я, из-за «смерти», не успел доучиться). И поэтому всю эту «жизнь» я колотил только гробы, да еще и за полставки. А «жил» я примерно так – пять дней подряд я работал, потом два дня пил, потом снова пять дней работал, потом снова пил…. А потом снова и снова…. Снова и снова…. Снова и снова…. А потом опять, опять и опять…. В этом ведь и заключалась суть моей роли: «серенькое, никчемное существование, безо всяких шансов, надежд и возможностей». А «погиб» я случайно – меня сбил Черный Воронок, который кружил по ночам по городу, потом подъезжал к заводу, а потом из Него вытаскивали какие-то тюки и бросали их в топку. Поговаривали, что это были трупы замученных в милиционэрских подвалах полу уголовников (то есть не убийц и воров, а пьяненьких прохожих без документов, или с документами, но и с деньгами)…. «Похоронили» меня на Непреклонском кладбище (там были не только настоящие Глуповские могилы, но и игровые Непреклонские) в общей яме за номером 79-201 «W». Ни семьи, ни друзей у меня не было, и поэтому на похоронах плакал только сам я. Не знаю даже почему. Привык я к себе, что ли?… Все.
Роль вторая – Солдат.
«Забрили» меня довольно прозаично: выловили в Трущобных подворотнях, закинули в «Урал» и увезли черти знает куда, то есть в Армию.
Непреклонская Армия считалась чем-то вроде Школы Жизни, которую все почему-то норовили пройти заочно. А зря! Ведь только в Армии можно было понять, чего же в действительности хочет Непреклонск от своих граждан. А хотел Он всего одного – понимания! А выразить это свое к Нему понимание можно было только одним способом: построиться, выровняться и… пройти перед Ним четким строевым шагом, не забывая конечно при этом заглядывать Ему в глаза побитой собачонкой, то есть – служить. Так что запросы Его были, как видите, минимальны, да вот понимать этого никто почему-то не хотел. В том числе и я. Ведь буквально через две недели маршировок, ураканий и подметания плаца, я зачем-то взял и… убежал из Армии!… Ловили меня – долго, били – сильно, но не на убой. Потом посадили в одиночную камеру в Штабном подвале и безвылазно продержали в ней девять суток. Потом, наконец, привели в Штаб и стали допрашивать, почему это я отказываюсь служить в ихней Армии. А я дурак, возьми и скажи, что, мол, служить (в смысле собачонки) я вовсе не отказываюсь, просто мне бы хотелось делать это как-нибудь… повоеннее, что ли. Мой ответ почему-то т-а-к сильно удивил следователей, что меня прям тут же отправили… к доктору Шлагбауму, то есть – в психушку!… Она представляла из себя как бы такой длинный-длинный коридор, по которому ходили туда-сюда несколько сумасшедших. В одном нижнем белье. Я не стал ломать традиции и начал делать то же самое. Было скучно. О-о-очень скучно. Но потом, слава богу, пришло время убирать картошку, и нас всех погнали «на нее». Правда сначала все-таки одели – в старую солдатскую форму и резиновые сапоги. А по утрам уже ведь были заморозки, вот мы ноги-то и поотмораживали, и нам их, поэтому потом и ампутировали. Ну, сумасшедшим-то все равно, а мне ведь еще надо было в Армии служить, так что расстроился я не на шутку. А зря! Ведь мы же разыгрывали не Варварское Средневековье, а как бы цивилизованную Современность, и поэтому маршировать меня (после выписки) никто не заставлял, да еще и перевели из солдат в армейские калеки. А тут как раз на полигоне начали разыгрывать Первую Чеченскую Невойну и поэтому калеки сразу же всем понадобились. Особенно Власти. Ведь я же был первым, да к тому же е-дин-ствен-ным пока еще калекой, то есть инвалидом этой Невойны, и поэтому Она от меня не пряталась, а наоборот – прилюдно любила и жалела. А потом еще и выдала мне как бы такую премию – культяпки и комнатку на пятом этаже одной из Хрущоб. Но спускаться, а потом и подниматься по лестнице в этих культяпках было очень трудно, и поэтому я почти все время сидел в этой комнатке, пил горькую и сходил с ума от одиночества. И от самоубийства меня спасло только то, что действительно настала пора собирать картошку и все глуповцы бросив игру, пошли «на нее». Так что меня даже не похоронили. А жаль! Было бы, наверное, красиво! Ведь я же был е-дин-ствен-ным инвалидом, и поэтому меня хоронили бы, наверное, с оркестром! А рядом бы стояла Власть и тихо плакала!… А потом Она мне, наверное, и памятник даже поставила бы!… Мраморный…. Огромный…. С Пошехонской звездой сверху…. Метровой…. В толщину…. Эх, кар-ртош-ка ты кар-ртош-ка! Та-ко-ой конец за-гу-би-ла!… Тьфу….
Роль третья – Та Ещё Старушечка.
Признаться, когда я вытащил жребий с этой ролью, я долго не мог понять, в чем ее суть. Но как только я надел свой ролевой чепчик и посмотрелся в зеркало, то сразу же все понял! Ведь из него на меня глядела не просто старушечка, а старушечка е-щ-ё т-а!…
Вы только не думайте, что это была обычная дряхлая бабулька, что сидит где-нибудь на лавочке, сплетничает и плачется на свои болячки. Не-е-ет, это был та-кой у-ра-ган, что просто – ОЙ! И он, то есть она, ни-ког-да не разменивалась на сплетни! Обычные. Житейские. А только на политические. Так она, например т-о-ч-н-о знала, где, когда и сколько именно украла у народа та или иная сволочь. Она так же т-о-ч-н-о знала как, когда и с кем живет Власть. Так же она знала… в общем – она знала в-с-е. И не таила это знание в себе, а щедро делилась им со всеми окружающими, в смысле митингов, демонстраций, лозунгов и плакатов. Кстати о плакатах. В Непреклонске были придуманы та-ки-е универсальные плакаты, что их можно было использовать сразу во в-с-е-х игровых эпохах! И они всегда и всем оставались понятными! И было их всего два. На первом из них были нарисованы два жирных восклицательных знака (!!), а на втором – сначала вопросительный, а потом восклицательный (?!), и тоже, разумеется, жирные. И оба эти плаката были двухсторонними, то есть одни и те же знаки были нарисованы на обеих их сторонах, только… разной краской!… Тьфу ты! Я же забыл рассказать о Непреклонских красках, в смысле общегородской цветовой палитры!
Я уже кажется, говорил, что в Непреклонске все было серое. И дома, и улицы, и ангары, и (серебряные) рекламные щиты на фасаде монастыря, и стоявшие на всех крышах огромные (платиновые) буквы-лозунги (ну там «СЛАВА МАСКВЕ», «ДА ЗДРАВСТВУЕТ МАСКВА», «АЛЛИЛУЙЯ МАСКВЕ», «МАСКВА ЗА НАМИ» и так далее («Масква», это сокращенный вариант слова «Масковия», и называли этим термином не все Ханство, а только Его Власть)), и даже форма, вернее, номерная роба всех Его обитателей – тоже была серой.[1][2] Правда, у Власти и номера были поособее, и фасон робы понавороченней (в смысле погон, портупей, фуражек с высоченным эсэсовским околышем, дополнительных карманов для оружия и т.д.). Но помимо общей серости, все Непреклонские робы предусматривали и некоторые цветовые вариации, вернее - проблески. Для «Верхов» (т.е. начальников) это были золотой, кроваво-красный и синий цвета. Золотыми были кокарды, пряжки и звезды на погонах. Синими – проблесковые маячки (т.е. мигалки) всех видов. А кроваво-красными - некоторые Высшие награды (но они вообще-то могли быть любого цвета радуги, а так же их сочетаний). А еще три эти цвета могли применяться всеми Непреклонскими «Верхами» для лампас. У Администрационых Верхов они были золотыми, у Армейских – кроваво-красными, а у милиционэрских – синими. А ширина этих лампас варьировала от совсем тонюсеньких, всего-то в два пальца шириной – у самых младших Верхов, до аж на всю штанину у самых-самых Верхних. Вернее, это уже были даже и не лампасы, а… обычные цветные штаны, той или иной окраски. С Верхними, Властными проблесками – все, теперь поговорим о «нижних», то есть – простонародных. Они могли быть только двух цветов – черным (скорее… темно грязно-серым) и золотистым (ржаво грязно-желтым). Черными могли быть кандалы; траурные повязки и ленты; и надгробья (но не все и не у всех). А золотистыми – обручальные кольца (кстати, у некоторых Трущобников водилось и настоящее, а не «золотистое» золотишко! Но только у тех, кто, как здесь это называлось – «правильно просекал Масковскую фишку», то есть никогда не мешал (а порой и помогал) Власти играть в Ее Большие Игры, между которыми поигрывал и в свои малые, но, разумеется, только по установленным Ею правилам, хоть и негласным); «низшие», то есть простонародные медальки; и памятные таблички на подъездах (это когда, скажем, какой-нибудь Каин за давностью лет посмертно прощался и возводился в ранг великомученика, и тогда на подъезд, в котором он когда-то жил, вешалась латунная табличка, мол, здесь жил и работал Каин номер такой-то. Правда сейчас в Непреклонске было время Разрешённого Приема Цветных И Ненужных Металлов, и поэтому ни одной из тысяч и тысяч этих табличек сейчас в наличии уже не было)….
А теперь вернемся к моим универсальным ролевым плакатам, содержащим оба разрешенных для простонародья «проблеска».
Первый плакат (дважды восклицательный), повернутый к тебе «золотистой» стороной (в смысле цвета знаков на бледно-бледно сером фоне) переводился как «Ура!!», «Да!!», «Да Здравствует!!», «Слава!!», а если «черной» то – «Нет!!», «Гады!!», «Руки Прочь!!» и «Позор!!». Второй плакат (вопросительно-восклицательный) с «золотистой» стороны переводился «Ну когда же придет хоть что-нибудь хорошее?!», а с «черной» - или «Ну когда же уйдет хоть что-нибудь плохое?!», или же просто «Д-О-К-О-Л-Е?!». А универсальность этих плакатов заключалась не только в том, что они всегда и всем были понятны, но и в том, что при их помощи можно было мгно-вен-но поменять точку зрения; выразить свое отношение к лю-бо-му новому докладчику; а также… перебежать на какой-нибудь другой (по теме) митинг, и… все равно прийтись там кстати! И моя старушечка очень ловко перебегала с одного конца Лобного Места на другое, то есть – от митинга к митингу, и… везде была кстати! В-е-з-д-е! И в-с-е-г-д-а! За что ее, кстати, и дразнили «Драндулетом». А заодно и «Оборотнем». Ведь у нее была как бы такая двухсторонняя курточка, на спине которой, с внешней стороны, было написано «Я люблю Власть», а на подкладке – «Я ненавижу Власть» («Я» - было написано буквой, «люблю-ненавижу» - в виде нормального или перевернутого сердца, а «Власть» изображалась Маской). И эту курточку очень легко было переодеть на ту или иную сторону, и тем самым… везде прийтись кстати! Даже на каких-нибудь анти-Властных манифестациях (старикам, и тем, кто и так уже подыхал, такое иногда разрешалось)! Вот такой вот… мобильной, и… насквозь универсальной была эта старушечка. Но… не только. Ведь она… она… у нее…. Нет, она действительно бегала по всем этим митингам, все время против чего-нибудь протестовала и негодовала, НО! Она делала это не потому что верила, что может хоть на что-нибудь повлиять, и не от скуки, и не за деньги, а для того… чтобы… убежать от самой себя! Вернее – от своих мыслей! Которые совсем недавно, уже лет в семьдесят, ее внезапно посетили, и теперь ни за что не хотели оставлять ее в покое. А мысли эти были о ее жизни. О ее не только трудной, тяжелой, серой, и… никчемной, в общем-то, жизни, но и о… Преступной! И… КРОВАВОЙ!! Ведь старушечка вдруг поняла, что она, никому никогда ничего плохого не сделавшая – есть одна из самых… Страшных, и… ОТВРАТИТЕЛЬНЫХ преступниц на свете!! Ведь всю свою жизнь она проработала на Администрацию. Вернее – как бы на саму себя, но больше всех от этой работы получила все-таки Администрация. И что Она с нее получила, Она протратила на войны, казни, дворцы, тюрьмы, ордена, лимузины, «Воронки» и прочие «ханизмы». А ведь в Непреклонске ходила поговорка: «Кто платит – тот и заказывает музыку»! Следовательно, раз старушечка все это оплатила, значит, она все это и… заказала! Пусть даже и молча! Вернее – смолчав! И сделав при этом вид, что ни-че-го не знает и не понимает!… Правда, все эти «оплаты» остались в далеком-далеком прошлом, ведь старушечка лет уж двадцать как на пенсии, но… что-то неспокойно у нее на душе. И что-то сны снятся какие-то страшные…. Вот вчера, например, ребеночек приснился… мертвый… но говорящий…. И сказал он старушечке, на брюхо свое вспоротое показав: - А помнишь, бабушка, как ты, четверть века тому назад, дала Администрации денежку в виде налога? Всего одну маленькую денежку? Не ты одна конечно, дала, все понемножку дали. А Администрация на все эти «немножки» сделала снаряд. Всего один. И положила его на склад. И забыла о нем. А совсем недавно вспомнила и продала его тайком в нашу Заграницу. А у нас тут война шла. И вот зарядили тот снаряд в пушку, и бабахнули им по моему дому. И вот один маленький-маленький осколочек от этого снаряда мне брюхо-то и распорол. А сделан этот осколочек был именно на твою маленькую-маленькую денежку! И-м-е-н-н-о на т-в-о-ю! Так… за что ты меня убила, бабушка?! Я ж ведь еще маленький был… пожить хотел… -
К-а-к вско-чи-ла тут старушечка с кровати, и б-е-г-о-м на митинг!!… На любой!! На бли-жай-ший!! Лишь бы к толпе поближе, а от сна этого проклятого по-даль-ше!! И лишь бы с мыслями своими страшными наедине не ос-та-вать-ся!!… А может… не на митинг, а… в монастырь сходить?… Свечку поставить?… За ребеночка невинно убиенного… да за себя, детоубийцу?… Хотя, что толку в этих свечках, ведь бога все равно нет! Как там говорили-то Каины… - «Если бы бог был, то Масковии бы не было»?… Ах, как точно подмечено! Ведь не могут же сосуществовать на одном и том же кусочке Вселенной две такие… разные, такие… про-ти-во-по-лож-ны-е вещи, как бог – в смысле высшей Справедливости, и эта гнусная, омерзительная Масковия, со всеми Ее «ханизмами» и Культами Смерти?!… Хотя… если подумать… вернее – если о-очень хорошо подумать и повнимательнее оглядеться, то… можно придти…к прямо противоположному выводу – «Если есть Масковия – значит… есть и бог»!! Ведь если бог это Справедливость, то он на-вер-ня-ка придумал бы Масковию и… наказал бы Ею Непреклонский «народ»!! «Народ», который согласен молча, и безропотно оплачивать л-ю-б-ы-е Преступления!! «Народ», который согласен быть «повязанным» как круговой порукой своими собственными муками и муками тех, кто имел неосторожность к нему приблизиться!! «Народ», который после всего этого ещё сумел бы набраться наглости считать себя с-а-м-ы-м добрым, и с-а-м-ы-м невиновным на всем белом свете!! «Народ», в котором даже такие вот старушечки, никому никогда ничего плохого не сделавшие, и те на поверку оказывались бы… с ног до головы забрызганными… самой настоящей детской кровью.…
…Ну и ро-о-оль!… Прям одно сплошное раздвоение личности! То ли на митинг бежать, а то ли от детей прятаться! От маленьких. Мертвых. И – ГОВОРЯЩИХ!… Брррр!!… Словом роль эта была сложная, эмоциональная и, как бы… бессмертная. Ведь в любой игровой эпохе в Непреклонске можно было встретить эту старушечку, убегающую от собственных мыслей. Всё.
Роль четвертая – Начинающий Бандит.
Это была очень простая роль безо всяких там подтекстов. И суть ее тоже была предельно простой – «грабь, торгуй, убивай и живи красиво». Но и в этой роли были свои профессиональные «изюминки» «распробовать» которые можно было только после своего убийства. Так, например, первый раз меня убили за то, что я награбил и не поделился. Второй раз – за то, что поделился, но нечестно. Третий раз – зато, что хоть и поделился, и по честному, да вот ограбил-то я не того, кого нужно. А еще пару раз меня убивали в обычных гангстерских войнах. Город ведь был маленький, а банд в нем было много, и все хотели жить красиво, вот и приходилось воевать. Но потом, по подсказке Администрации, мы собрали Сходку и поделили на Ней весь город на разно-бандные территории, и… все сразу же стали жить красиво и практически без войн!… Территория нашей банды была не очень большая (где-то 10 на 10 метров, у второго подъезда дома номер 2), и называлась она «Шанхай» (а мы, соответственно – «Шанхайскими»), НО! Жили мы, тем не менее, покрасивше некоторых. Ведь, во-первых, прямо под Шанхаем находился один из кабаков, вернее часть его стойки, и значит, она была - «нашей»! А во-вторых, прямо над Шанхаем проходила линия электропередачи, снабжающая током сразу две Хрущобы, и при этой линии имелся… небольшой рубильничек! И вот, что бы мы его ненароком не выключили – оба эти дома платили нам дань. А еще мы однажды отвоевали у соседней банды один из вокзальных ларьков и целых две комнаты, то есть – офиса, в монастыре!… Словом, жили мы неплохо, и ездили на золотых велосипедах. Забыл сказать – машин у Непреклонских бандитов не было, так как они занимали в этом маленьком городе слишком много места. И поэтому нам было выгоднее отливать себе золотые велосипеды, а на сэкономленном «из-под» машины месте грабить прохожих. А их всегда было много. Ведь обойти они нас не могли, так как в-е-с-ь город был поделен! И поэтому куда бы они ни шли – они все равно попадали на «чью-нибудь» территорию. А почему бы тогда не на нашу?! Тем более что такса у нас была более чем приемлемая, да и грабили мы не всех подряд. Работяг, например, мы совсем не трогали. Ну, разве что после зарплаты. Хотя... зря мы их жалели, ведь у них в Непреклонске была не жизнь, а один сплошной праздник! Знай только, махай каким-нибудь молотком да водку пей! А мы, блин, круг-лы-ми сутками крутились как белки в колесе! Ведь это ж надо сперва кого-нибудь ограбить, потом продать награбленное через офисы, потом купить на вырученные деньги спирта, потом разбавить и разлить его под стойкой в бутылки, потом половину бутылок продать на месте, а вторую поменять, через ларек, на провода и иконы, потом переправить всё это через Шибячиса в Ригу, потом привезти оттуда контрабанду и валюту, потом сдать все это оптом другим бандам, потом повоевать с кем-нибудь, если приспичит, а потом… опять приходила пора, идти грабить в конец уж обнаглевших прохожих!!… В общем, не жизнь, а сплошная мука. И имели мы за нее – только деньги. И больше – ни-че-го…. А теперь поговорим о нашей классификации. Всё Непреклонское бандитское сообщество делилось на три уровня. Первый уровень – Начинающие (они же - «коммерсанты»). Чем они занимались, я уже в общих чертах рассказал. Второй уровень – это Средние. Они занимались тем, что собирали с нас «десятину на общак» (т.е. десяти процентный налог на прибыль) и выдавали лицензии на тот или иной вид бандитской деятельности. В принципе, получить такую лицензию мог абсолютно каждый, даже чужак. Ведь Непреклонск был, как здесь это называли - «отдан на откуп ментами всем и со всеми потрохами». То есть любой, ну скажем, Чучмек, мог спуститься со своих Чучмекских гор, прийти в Непреклонскую милицию, получить у «Горбатого» лицензию, и начать себе преспокойно бандитствовать на освободившейся или арендованной у кого-нибудь территории. Смело. Открыто. И - о-чень красиво. Главное, что бы «не гадил в чужую тарелку» (в смысле залезания на чужую территорию, и занятия не лицензированными видами бандитской деятельности), и не забывал сдавать десятину «Лысому» в монастырь («Лысый» - это такой неизвестный преступный авторитет по фамилии Лысенко. Он снимал в монастыре несколько номеров-люкс, по соседству с теми, которые снимал другой такой же авторитет по кличке «Горбатый», который в свободное время работал в Непреклонской милиции господином-лейтенантом Горбатовым).
И, наконец, третий уровень – Главные. Они, по слухам, сидели где-то в Администрации и что-то там делали. Больше о них никто ничего не знал. Но, возможно, что даже и эти немногие слухи были самым обычным враньем. Ведь во времена массовой борьбы с преступностью (а в Непреклонске эти времена наступали довольно часто) – никакие облавы и аресты в Администрации никогда не проводились, а значит и никаких Главных бандитов там не было. Кстати, особым рвением в борьбе с преступностью всегда отличался некий господин-лейтенант Горбатов. Он все время проводил различные розыскные мероприятия по розыску всяких особо опасных преступников, и однажды, чуть даже было, не поймал са-мо-го «Горбатова», за что и получил соответствующий орден! А в другой раз он чуть было не поймал са-мо-го «Лысого», но тот в последний момент забежал в апартаменты местного бизнесмена, банкира и мецената по фамилии Лысенко и… пропал! А вместе с ним пропало и очень много всяких документов временно доверенных жителями Непреклонска господину Лысенко. И документы эти были на-столь-ко важны, что последний даже пообещал выдать тому, кто их найдет огромную премию, но… их так и не нашли (кстати, из-за пропажи этих документов почти все Трущобы окончательно пошли по миру, так как это были ваучеры, и акции Лысенковской фирмы «ННН»).
Но с преступностью в Непреклонске боролся не только господин-лейтенант Горбатов, но и рядовые милиционэры. Они, например, иногда подходили даже ко мне, и, если не было свидетелей, то снимали маски[2][3] и просили закурить, а если были, то снова одевали и спрашивали строгим голосом: - А откуда у тебя собака, золотой велосипед?! – на что я показывал им ими же выданную справку, в которой четко и законно было написано, что велосипед этот вовсе не мой, а Ивана Ивановича Иванова, а я просто временно пользуюсь им по доверенности как незаинтересованное лицо! После чего мы перемигивались и, довольные друг другом, расходились.
А иногда борьба с организованной Непреклонской преступностью проводилась и привсенародно. Для этого на Лобном Месте устраивалась как бы такая арена, на которой, в виде «разогрева», прирезывали сначала с десяток Каинов, а потом сразу же начинали эту борьбу. В смысле «нанайских мальчиков». Ах, если бы вы видели, к-а-к там трепали, душили и колотили головой о могильные плиты эту несчастную Преступность! Ей богу, ее иногда становилось даже жалко…. Но вернемся к моей роли.
Кстати, именно благодаря ей, я подружился с отцом Агафоном. Что, в общем-то, вполне понятно, ведь это именно я надоумил его начать компанию «по вбухиванию в народец дополнительной Духовности», и первым пожертвовал на это святое дело один из своих запасных велосипедов, из которого впоследствии отлили одну из пластин монастырской «маковки» (в смысле купола, только сделанного не в форме «луковицы», а в форме опиумного мака, который, как известно, излучает не благоприятную «луковичную» энергию, а как бы такой дурман). И поэтому, когда меня хоронили в последний раз (я пал на одной из гангстерских войн), отец Агафон л-и-ч-н-о меня отпевал и даже махал при этом золотым кадилом, сделанным из колеса пожертвованного мною велосипеда! А потом еще и поставил мне шикарную мраморную стелу, с краткой но… проникновенной надписью – «Доник 3-ий. Из шанхайских. Почил в бозе». Всё.
Роль пятая – Милиционэр (начального, а затем и среднего звена).
Это была очень серьезная и ответственная роль, но я, к сожалению, не могу рассказать о ней во всех подробностях, так как, во-первых, я давал подписку о неразглашении, а во-вторых… и в главных – я мало что о ней помню, так как приходилось очень много пить для снятия стресса. В общих же чертах суть ее сводилась к тому, что бы поддерживать в народце чувство… неброшенности, что ли? То есть если кто-то где-то что-то вдруг учудит, ну там бабку, какую топором захерячит, или, скажем, украдет не то что надо, то мы должны были все это расследовать, документировать, а потом кого-нибудь за это сажать. А помимо этого мы еще должны были напоминать народцу о его долгах Власти и Закону, то есть время от времени мы должны были его понемногу попугивать и наказывать (причем необязательно до смерти), а также вымогать понемногу деньги у того, у кого они были (напоминая тем самым, что именно на взятках и откупах зиждется благосостояние всего Непреклонского государства, в лице всех его начальников всех уровней). Правда тут была одна… сложность – можно было, что называется, нарваться не на того. Но потом наши генералы пошушукались с кем надо и на уровне правительства был издан неофициальный указ «Об отличии неприкосновенных». То есть всех своих, или хотя бы нужных, снабдили спец номерами, сопровождением и мигалками (вплоть до значковых и в виде перстня), а всех остальных разрешили грабить по-прежнему. Плюс сутенёрство и хождение упругим строем перед начальством.
Проработав по этой линии некоторое время и сколотив почти двухмиллионное состояние (в Непреклонске были особые, бумажные деньги под названием «масковское теньге») я его очень удачно «вложил кому нужно» и меня перевели на работу в ФСБ. Это было самое прибыльное внутри милицейское подразделение, потому что оно занималось… самыми прибыльными делами! А называлось оно так из-за первых букв своего слогана («Вседозволенность. Секретность. Безнаказанность»), букву «В» в котором просто поменяли (ради все той же секретности) на созвучную ее «Ф». Вот и вся загадка. Теперь я уже не расхаживал по городу в форме похожей на полицайскую (у обычных милиционэров она была именно такой) а ходил только в штатском, чтоб никто не видел чем же мы на самом деле занимаемся. А занимались мы… очень и очень многим! Тут тебе и устроение секретных мест массовых захоронений, и торговля заложниками (правда, мы предпочитали называть их арестованными или задержанными, но без денег все равно не отпускали), и присматривание за телевидением (в Непреклонске оно тоже, конечно, было, но по нему все время показывали только три передачи: в первой хвалили Непреклонское государство и его мудрых руководителей; во второй ругали всех остальных; а третьей была реклама с элементами местной полу порнографической эстрады и прочих теле развлечений), и д-а-ж-е борьбой с Международным Терроризмом! Это последнее нам удавалось особенно хорошо. Ведь мы сумели раздуть эту «священную корову» до та-ких раз-ме-ров, что награды и бюджеты лились на нас все усиливающимся золотым дождем, а сами эти Террористы (обычно мы их набирали из беженцев и «правильных», то есть своих уголовников), лишь ошарашено екали, восхищаясь нашей… фантазией и… многоходовостью!
Умер я, как и жил – в угаре. То есть однажды, уже, будучи о-чень не бедным человеком и кавалером примерно десяти «Особых Заслуг ПЕРЕД», я спьяну упал в один из чанов с какими-то микробами, которые наши генералы тайком переправляли через нас куда-то за границу, и… умер. Все. Больше об этой роли я ничего не помню. Хотя нет… по-омню! И даже о-чень!… Чувство! Одно волшебное ч-у-в-с-т-в-о… когда ты стоишь в своем подвальном кабинете… весь такой … смелый, му-жест-вен-ный… а у твоих ног корчиться какое-нибудь д-двуногое…. Визжит.… Хрипит…. Унижается…. Во всем уже заранее признается…. А ты стоишь над ним, и вдруг осознаешь… что ты можешь сделать с ним сейчас – ВСЕ ЧТО УГОДНО…. И - ник-то… ни-ког-да… ни-че-го… не уз-на-ет….. И ты вдруг осознаешь что ты… Б-О-Г…. Ах, какое это волшебное, не-за-бы-ва-е-мо-е ч-у-в-с-т-в-о - ВЛАСТЬ НАД Д-ДВУНОГИМ…. ПО-ОЛНАЯ… ПОЛНЕ-Е-ЕЙША-Я ВЛАСТЬ… НАД ЭТИМ Ж-ЖАЛКИМ… ХРУП-П-ПКИМ Д-ДВУНОГИМ…. И – без всяких последствий! Ладно, не буду травить себе душу. Идем дальше.
Роль шестая – Мать-Одиночка.
Люди! Если бы вы только знали! К-а-к трудно быть матерью-одиночкой! Двоих детей! Да еще и в Непреклонске!…
Я уже точно не помню, зачем же я их завел. То ли гормон во мне сыграл, то ли я в детстве в кукол не наигрался, а то ли просто хотел быть как все – не помню. Но в любом случае это, конечно же, была ошибка.
Ну и жизнь у меня была! Вы только представьте – полдня я строчу шинели в цеху, а потом полдня ползаю по дому со всякими там стирками, глажками, готовками, уборками и черт знает чем еще! А мои «спиногрызы» нисколечко мне не помогали, потому что сначала они, видите ли, были «ма-аленькие», а потом вдруг - р-раз - и сразу стали «взрослыми», и общение с друзьями для них стало гора-аздо важнее помощи старенькой взмыленной матери. И домой они теперь приходили только лишь за тем, что бы поесть, поспать, переодеться, намусорить, нахамить и… снова уйти к друзьям! Но потом мне стало немного полегче, так как дочь (она была постарше) вышла замуж и переехала к мужу, а сына забрали в колонию. Потом, правда, отпустили и… снова забрали. А потом отпустили, но сразу же «забрили» в солдаты и увезли в Армию. И вот только тогда я смог наконец отдохнуть…. День отдыхаю… другой… третий… а тут и личная жизнь у меня уже стала было налаживаться, вернее – начинаться, НО! Вместе с ней стала «начинаться» и Вторая Чеченская Невойна, и моего сына на Нее-то и угнали (в смысле полигона). И вот тут я что-то начал волноваться…. День волнуюсь… другой… третий… вдруг – звонок – в дверь! Я к двери-то хочу подойти, а ноги что-то… не идут, и меня вроде как не пускают…. Ну я на карачках до двери-то добрался, открываю – смотрю – военный какой-то стоит и кипу каких-то бумаг в руках перебирает…. - Ты – говорит – такая-то такая-то? - Ну, я – говорю. – Распишись в получении и завтра в восемь ноль-ноль быть у штаба! – сказал он мне, выдал одну из тех бумаг и ушел…. Ну я в бумагу-то глянул, а это… оказывается… похоронка…. На сына…. Ну я понятно бегом в Штаб, чтоб все выяснить, а меня оттуда сонно так спрашивают: - А тебе когда велено придти? – Завтра, – говорю – в восемь ноль-ноль. – Ну так завтра и приходи! – сказали мне и закрыли дверь…. Ну я до восьми по городу походил, прихожу опять в Штаб, а там уже – целая очередь. Но тут как раз отец Агафон мимо проходил, увидел меня, подошел и поинтересовался, что это я тут, мол, делаю. Ну, я ему объяснил, что, мол, сын у меня погиб, а где и как – неизвестно, вот я пришел узнать, а тут уже целая очередь! Он пообещал помочь и ушел в Штаб…. Где-то через час выходит обратно, с двумя генералами и одним телерепортером и ко мне: - Все, - говорит – помог. В смысле узнал. Попал твой сын в плен и погиб в нем смертью страшною через пытку лютую, и сейчас мы будем его канонизировать, чтоб значит, другим солдатам в пример он был! - … Тут генералы начали что-то мужественно рассказывать в телекамеру, отец Агафон пошел в морг рисовать с моего сына икону, а я… а я… а у меня… как-то все внутри перевернулось… потом – вывернулось… потом – еще чего-то… и дня через два, уже оклемавшись… я пошел и записался в… Комитет Солдатских Матерей! Чтоб каких-нибудь других сыновей, в смысле – солдат, от пытки спасти. Или хотя бы от Армии…. Но военным все это очень не понравилось, и они даже пообещали забрать у меня посмертный сыновий орден[3][4] если я не прекращу этого своего антипатриотизма. Но ведь у меня внутри все было перевернуто, и поэтому я ничего уже не боялся, и все защищал и защищал чужих детей вместо их собственных родителей, у которых внутри все пока было нормально, и поэтому они спокойно «сдавали» детей в Армию, не то по недомыслию, не то от страха перед следствиями с последствиями для самих себя…. А тут еще у моей дочери ребеночек родился. И очень сильно больной. Она ведь с мужем жила во втором подъезде дома номер пять, а этот подъезд у нас в народе называли «Челябинск-14», а, кстати, второй подъезд дома номер четыре у нас называли «Чернобыль-13», потому что эти подъезды располагались вплотную к заводу, а оттуда все время исходили ни то радиации, ни то какие-то газы с излучениями, и поэтому все кто в них жил, или хотя бы рождался, всегда были очень больными (а не отселяли их оттуда из-за того, что, это, якобы, был какой-то секретный военный эксперимент, в смысле выживаемости человеческих особей в не предназначенных для этого условиях). И вот, значит, родился этот ребеночек очень сильно больным…. И тут во мне опять что-то о-чень сильно перевернулось и меня вдруг начали одолевать всякие жуткие мысли…. Ну, например, что в муках этого несчастного ребеночка, и убивающейся над ним дочки, а так же в смерти моего сына виноват… в общем-то… только я. Ведь когда я детей-то рожал мне же не пять лет было, а побольше. А значит и мозгов в моей голове было побольше, чем у пятилетнего. И значит прежде чем завести детей я мог… нет – я был о-бя-зан «пораскинуть» этими, более чем пятилетними мозгами, и понять, что в Масковии - …НЕЛЬЗЯ РОЖАТЬ ЖИВЫХ ДЕТЕЙ! Потому что жизнь им… БУДЕТ В МУКУ! Не сразу – ТАК ПОТОМ! А если и не им, то уж их детям ВСЕНЕПРЕМЕННО! Потому что Масковия, это… Масковия! И Она будет «доить» их до тех пор – пока не «выдоит» до до-ныш-ка! И Она будет «подтираться» ими до тех пор – пока не «изотрет» их до о-шме-точ-ки! И Она… хотя, всего этого с ними могло бы конечно и не произойти, если бы они… сами стали частью Масковии, и стали бы в Ее честь «доить» и «истирать» кого-нибудь другого!!… Но… мне-то тогда зачем нужны такие дети… которые всю жизнь будут мучить чьих-нибудь чужих детей?!… НУ И МЫ-Ы-ЫСЛИ! НУ И ЖУ-У-УТЬ!… А тут еще один Каин всюду порасклеивал про меня листовки, мол, я и есть самый настоящий убийца своего канонизированного все-таки сына, и что не жалеть меня надо (а меня все жалели, и даже похороны моего канонизированного-таки сына в складчину оплатили, а не то мне бы пришлось даже квартиру для этого продать), а «…расстрелять, за, как минимум соучастие в преднамеренном убийстве…», так как я, де, родил «…жи-во-го человека…», вырастил его, выкормил, а потом взял и отдал Масковии «пре-крас-но понимая, что же Она есть такое на самом деле». И что, якобы, только этот расстрел сможет «…хотя бы через страх за собственную шкуру, заставить всех остальных трижды подумать, прежде чем родить здесь жи-во-го человека, и тем обречь его на вечную, пожизненную муку, в этом проклятом, по-жиз-нен-ном Ханстве…».…
Ну, с Каином все ясно – вспоров брюхо и нафаршировав этими же листовками, его прилюдно сожгли. Но вот… осадок от него – остался…. И в смысле пепла, и в смысле моей души…. А тут еще ребеночек от боли плачет…. И дочка над ним убивается…. А с Лобного Места все гимн доносится… Вечный… Всегдашний… Все-за-глу-ша-ю-щий…. И тут над моим обезумевшим от безвыходности персонажем все же сжалились (в смысле игровых режиссеров), и этой же ночью меня убили в подъезде какие-то недоупившиеся личности. Сняли с меня крестик с колечком и пошли сдавать их в ларек, что бы доупиться. Ни то в честь чьей-то «отвальной», в смысле ухода в армию, ни то в честь родившегося у кого-то сына. А может даже и двух. Всё.
Роль седьмая – Мэр.
Ах, как долго я мечтал об этой роли, и ах, как быстро она для меня закончилась! «Долго мечтал» - потому что меня подпустили к особой, «начальниковской» шапке с жеребьями только после того как я стал Глуповским генералом, а «быстро закончилась» - потому что через 56 минут после «вступления» в должность я уже был из нее… «извлечён»! Причем со скандалом. Но начнем мы все же не с моей роли, а с небольшого экскурса в Непреклонскую историю.
По всем местным хроникам (то есть - правилам) – в Предконечную эпоху Непреклонском правили так называемые «серые генералиссимусы». Их мало кто знал, и их самих всегда было очень мало. А «мэр» это был как бы такой «ими» поставленный Наместник далекого Доброго Царя на Непреклонской земле. Все Непреклонские мэры делились на две категории, первые это Беспощадные к Врагам, а вторые – Милые к Людям. Первые всегда грозили каким-нибудь врагам, пьянствовали и дуроломили, а вторые очень любили каких-нибудь людей, детей, юмор, и говорили очень тихим голосом (мэры, конечно же, пытались всё это в себе совместить, но что-то одно всё равно было более главным, отсюда и классификация). Ни те, ни другие ничем, разумеется, не управляли, а были обычной, правда, о-чень хорошо оплачиваемой «ширмой» для «серых генералиссимусов». Кстати о последних – все мои (да и не только мои) знания о «них», можно уместить в три коротеньких пункта: первое – «они» действительно существовали; втрое – «они» занимались тем, что имели ВСЁ, ВСЕХ, И ВОВСЮДА, а заодно и придумывали Непреклонских правителей (кстати, именно из-за этого Каины обзывали нас «актёрами», и пускали о нас в народ всякие обидные фразеологизмы, типа - «Ах, какая великая актриса в нем погибла!», или же – «Беглая посредственность из погорелого театра», и, разумеется, не без последствий для себя[4][5]); и третье – их на самом деле было мало, и их на самом деле мало кто знал. Да и то не в лицо, а по как бы таким подпольным кличкам (ну там «Саша», «Таня», «Рома» и т.д.). С «ними» всё. Возвращаемся к моей роли. Ее первые 40 минут я получал Первостепенные Ордена в Тронном Зале. Их было два: «За контр террористический терроризм», и «За особые заслуги ПЕРЕД» (это те самые, о которых Каины пели: - … «Железный крест» за Гудермес, и «Троцкий» за Маскву…). Но так как эти золотые бирюльки были стандартными для моего «милого к людям» мэра, то никакого удовольствия они мне не доставили, и лишь дополнительно утяжелили мой и так уж неподъемный китель.
После награждения, небольшого парада и речей в мою честь, меня, наконец, отвели в мой кабинет и оставили в покое, в смысле дали отдохнуть и позлоупотреблять Властью. Я плюнул в малахитовую пепельницу, поменял местами два инкрустированный слоновой костью стула, завалился в кожаное кресло и положил ноги на хрустальный стол. А так как моя реальная Власть на этом, в принципе, и заканчивалась, то и злоупотреблять мне было больше нечем - и тогда я начал отдыхать. Заказал себе гимнастку… ну, то есть - секретаршу, с ромом и виноградом, и пока мне все это доставляли я, от нечего делать, взялся за изучение Непреклонского Устава (местной «конституции»), который стоял у меня на столе в виде золотой, обсыпанной алмазами пластины.
В этом Уставе было всего два пункта. Первый, то есть тот, что был написан на «лицевой» стороне, был как бы… Государственным, то есть написанным для тех, кто Правил, а второй, тот, что на «обороте» - как бы… общегражданским, то есть написанным не только для тех, кто Правил, но и для тех, кто просто жил. Первый пункт был такой - «Создать все необходимые условия для невозможности достойного и Законного проживания лиц всех категорий. И тем самым вынудить всех постоянно преступать Закон с целью обеспечения себя хотя бы самым необходимым. И этим создать прецедент всеобщей преступности. А после этого можно заниматься всем чем угодно, так как никто уже не сможет в чем-либо тебя обвинить, зная, что он и сам точно такой же законопреступник, просто гораздо более мелкого масштаба. Помимо всего этого необходимо всячески возбуждать во всех стремление приобретать предметы роскоши (например, рекламой или личным примером обладания ими), а зарплату за честно выполненную работу платить такого размера, что бы ее хватало лишь на тень от этих предметов, да и то не на всю. И тем самым придать дополнительный импульс всеобщей законопреступности (от выноса деталей с заводов и выше), и тем самым в-с-е-х сделать преступниками и начать выборочно пользоваться этим в своих интересах». А пока я читал эту чушь, то обратил внимание на то, что написана она была… как-то странно. Между одними словами пропуски были слишком большими, между другими же их почти не было, да еще и какие-то точечки, черточки, узорчики везде, где только можно. И во всем этом угадывалась какая-то система. И я тогда начал думать, что же все это может значить. Думал-думал и… додумался! Я перевернул этот пункт «вверх ногами» и… перед моим изумленным взором предстала простенькая фраза, объясняющая всю суть этого запутанного пункта, но только написанная не буквами, а буквоподобно пригнанными друг к другу словами, черточками и узорчиками! А фраза такая – «Вначале дать всем ссучиться, а после уж и напоцарствоваться всласть»! Переворачиваю пластину, в смысле Устав, на оборотную сторону и начинаю изучать Его второй, то есть как бы общегражданский пункт. В нем речь шла о том, что, мол, деление общества на классы и сословия есть высшее благо и для этого общества и для всех его сословий, и что именно от этого зависит процветание Непреклонска и чего-то там еще. И даже какие-то житейские мудрости приводились навроде «Имей того, кто снизу, и имейся у того, кто сверху». Только я не стал читать всю эту ахинею, а сразу перевернул этот пункт вверх ногами и познал его краткую суть – «Каждому - свое» - и всё!… А тут как раз доставили мой заказ, НО! Настало время пойти «поработать лицом», то есть мэром, и я, жутко всем этим раздосадованный пошел на Лобное Место корчить из себя Наместника Далекого Доброго Царя.
По сценарию, я должен был как бы ненароком выйти «в народ» (весь «народ» был нашим, просто в штатском), мило пошутить (я был «милым» мэром), потом еще раз (обе шутки я выучил по дороге), а потом как бы вдруг увидеть женщину-беженку с ребенком-инвалидом на руках. Тут я должен был растрогаться, всплакнуть от сострадания, взять его на руки, выслушать от его мамаши жалобу на невыносимую беженскую палаточную жизнь. После чего я должен был прям сразу же повести ее на одну из наших конспиративных квартир и… подарить ей ее под восторженные аплодисменты толпы и жужжание кинокамер. А потом я один (БЕЗ ОХРАНЫ, правда, с личным официантом и кинорепортером), должен был пить с ней чай в этой квартире, и как бы так, между прочим, объяснять ей, чем же хорош наш бюджет сегодня, и чем он завтра еще похорошеет…. Задание, словом, не сложное, но я, увы, с ним не справился. Ведь когда этот ребеночек протянул ко мне свою единственную ручку, и я почти уже прижал его к себе… я не выдержал… расхохотался… бросил его на могильные плиты… да еще и плюнул сверху!… Ведь ребеночка играл… Абрашка! А вы попробуйте представить этого барбоса в пеленках, с соской, со связкой бубликов вместо погремушки и жалобно-жалобно корчащим свою барбосовскую харю!!… В общем, в ту же минуту меня с позором уволили. Ну ничего. Сейчас я вернусь в Глупов, и подведу этого… п-пса б-безродного, этого… ш-шарика ш-шелудивого под та-ку-ю статью, что просто ОЙ!!! С тремя! Восклицательными! Знаками! Чтоб знал с-собака, как подставлять Непреклонских мэров. Всё. Тьфу.
Роль восьмая, последняя – Генерал из Комиссии.
В принципе, речь сейчас пойдет не столько о моей роли (вернее – многих-многих генеральских ролях), сколько о самом городе Непреклонске, что бы, наконец, «закрасить» все последние «белые пятна наших о Нем незнаний», и навсегда покинуть это страшное место. А играть эту роль мне приходилось так много раз оттого, что Непреклонскими генералами, да и вообще – начальниками, могли быть только настоящие, то есть Глуповские генералы. Ну а нас, вместе с юбилейными, почетными, пенсионными и прочими – во всем Глупове было от силы с сотню, а Непреклонску, при его-то вдесятеро меньшем населении, их, то есть – нас, было нужно как минимум втрое больше. Вот нам и приходилось, что называется, отдуваться за пятерых. А то и за десятерых. Ведь генералы были необходимы Непреклонску как… как воздух, а может и похлеще! Кто-то из древних как-то сравнил Непреклонск с «зоной», которую засунули в «лагерь», который запихнули в барак, потом обернули еще одной «зоной», и, крепко-накрепко связав колючей проволокой – поместили в тюрьму. Но со временем все это сгнило, распалось, рассыпалось, и в своем первоначальном (вертикальном) положении остались стоять лишь некоторые каркасные столбы. И вот эти-то столбы, одиноко возвышающиеся над всей этой трухлявой, бесформенной массой – и были Непреклонскими генералами! Те, что стояли по периметру (Армейские и Милиционэрские генералы) – еще кое-как сдерживали эти руины от дальнейшего расползания. Те, что стояли по центру (генералы Администрации) – придавали всему этому вид чего-то… централизованного (то есть имеющего некий гипотетический центр), а заодно и являли собой как бы такую… устремленность ввысь (в смысле бога, национальной идеи, или хотя бы национальной же мечты). А вот те, что стояли как бы между ними – это и были «генералы из Комиссии», которые осуществляли связь между всеми остальными генералами, да еще и придавали этим руинам вид чего-то… единого, живущего, деятельного! Ведь в Непреклонске не было такого вида деятельности, который мог бы обойтись без них. Будь то набор гарема для «серых генералиссимусов», или починка канализации, или литература со стройподготовкой - они, то есть - мы, были просто не-об-хо-ди-мы (в смысле руководства, координации действий, и последующих проверок всего этого). Да и всю эсэсовскую, то есть о-чень секретную и о-чень ответственную работу – делали тоже мы. Мне, например, в мою самую первую генеральско-комиссионную роль, прям сразу же пришлось курировать, в смысле – негласно руководить, аж всеми пятью враждующими бандами дома номер один, да еще и отвечать за борьбу с «не-ЗАКОННЫМ оборотом наркотических средств» во всей южной части города!! Нет, торговать в Непреклонске наркотиками было, конечно же, можно, и даже нужно, НО! Делать это надо было ЗАКОННО, то есть – через нас. А если кто-то это делал не через нас, да еще и так, что мы с этого ничего не имели, то он прямиком шел в тюрьму, за не-ЗАКОННЫЙ оборот этих самых средств.
Примерно также обстояло дело и с не-ЗАКОННЫМ оборотом оружия. Но только в розницу. Так как оптом торговать им могли только мы. А оружия у нас было о-о-очень много, и с каждым днем его становилось еще-е-е больше, так как под ангарами и заводом у нас были сделаны особо секретные оружейные цеха, в которых круглосуточно работали особо секретные рабочие, которые делали нам это оружие и складывали его в наши особо секретные склады (под Администрацией и монастырем). А когда этого оружия там становилось слишком много, и его уже просто некуда было складывать, мы начинали (разумеется, негласно) какую-нибудь гражданскую войну, чем порождали невероятный спрос на оружие и… «быстрым оптом» превращали все содержимое наших складов в звонкую монету! И таким образом мы и развивали экономику, и следили за рождаемостью, и придавали всей Непреклонской жизни дополнительный двигательный импульс, ну а заодно… и сами не беднели.
А начать эту войну было проще простого – для начала мы взрывали вместе с жильцами один из Трущобных подъездов (обычно это был первый подъезд дома номер три), и обвиняли в этом… ну, скажем, жильцов второго подъезда дома номер шесть. А одновременно с этим мы пускали слух, что и все жильцы дома ну скажем номер три, имеют к этому кое-какое отношение. И теперь нам оставалось лишь повыпускать из милиционэрских подвалов всех правильных уголовников, потом оцепить все Трущобы войсками, пальнуть в них пару раз из спрятанной где-нибудь в руинах взорванного подъезда гаубицы и… - о, чудо – прям в ту же секунду начиналась небольшая гражданская война, в которой все убивали друг друга не из ненависти, а из страха быть убитым самому. А когда содержимое наших складов заканчивалось, мы вылезали из наших секретных убежищ, мирили всех оставшихся в живых, и находили виноватых во всем этом, которыми обычно оказывались Каины. Их вели на Лобное Место, казнили, потом латали Трущобы, очищали их от трупов, и начинали жить дальше. Кстати, Каинов мы умели обвинять не только в государственных и политических преступлениях, но и во вполне бытовых. Так, например, однажды, мы «вычислили» одного Каина, который ни утром, ни вечером не выходил строиться на проспект для торжественного прослушивания Непреклонского гимна. А на допросе, на вопрос «ТЫ ЧЁ-ЖЕ, С-СУКА, Р-РОДИНУ НЕ ЛЮБИШЬ?!», он ответил, что родину он любит, и даже о-чень, но просто предпочитает делать это не строем, и не в толпе, так как, де, «лучше кулак в одну харю, чем баба по кругу»!… И вот мы посовещались и решили, что в этом его ответе таиться какая-то явная сексуальная патология, да еще и в самой извращенной, групповой, форме! Плюс… развращение малолетних! Ведь все слышавшие этот ответ следователи, когда-нибудь наверняка были детьми! И значит… этим крамольным ответом он вполне мог их тогда развратить, то есть сделать и из них Каинов, что естественно привело бы их к неминуемой смерти!… Вот и «ушел» этот «любитель родины не строем» в милицейские подвалы по обычно-бытовой статье «За групповое развращение малолетних со смертельным исходом». И ни-ка-кой тебе по-ли-ти-ки!… А был, например, и такой случай –
- помимо всего прочего мы ещё должны были следить за тем, что бы народец не «оттекал» за границу. А так как именно в этой эпохе мы не могли просто обнести весь Непреклонск колючей проволокой (ведь, по правилам, в Предконечную эпоху здесь всюду процветали всякие «свободы»), то нам приходилось действовать как-нибудь иначе. И поэтому мы вот что придумали: во-первых – наводнили все Заграницы нашими бойцами (разумеется, в штатском), чтобы они там всех пугали своей поголовной мафиозностью, причём утверждая при этом, что они никакие не бойцы, а самые типичные представители Непреклонского народца. А на самом деле простые непреклонские никогда в Заграницах не бывали (кроме проституток[5][6]) так как никаких языков не знали, да и ориентироваться в этих Заграницах не умели (в отличие от наших бойцов, которые там во всех Эпохах «работали под прикрытием», в смысле шпионажа, диверсий, и похищений или хотя-бы убийств каких-нибудь опасных для нас личностей (ну там белых… потом красных… а потом и бело-сине-красных предателей-перебежчиков, или же просто через чур говорливых политэмигрантов)). А делали мы это для того, чтобы убедить Заграницы в том, что всё Непреклонское народонаселение состоит из очень опасных личностей, связываться с которыми, и даже просто пускать которых в свою страну, не стоит. Это во-первых (в смысле мер по предотвращению оттока населения). А во-вторых, мы ежедневно, всеми доступными нам способами (ну там газеты, радио, телевидение), внушали всем непреклонским, что, мол, как бы тяжело им здесь не жилось – за границей им всё равно будет хуже! Ведь помимо всяких временных Непреклонских трудностей, которые, конечно же, есть и за границей, их там еще будет поджидать… угнетение! И… притеснение! Ведь во всех этих чертовых Заграницах, как Дальних, так и Ближних – прямо-таки не-на-ви-дят непреклонскоязычное население! И всячески над ним измываются! Так вот, этот Каин, о котором я и хотел рассказать, накрапал на эту тему самиздатовский пасквиль, под названием «Где лучше – дома или?», в котором рассказывалось о жизни одной непреклонскоязычной семьи, живущей где-то в Загранице, и о том, как их там действительно притесняют и угнетают, НО! Основной-то акцент этот отморозок сделал на том, что, мол, при всем этом притеснении им там жилось… лучше!! Потому что, де, их сыном, не подтерлись Непреклонские генералы ни на одной из своих Невойн, так как там... Н-Е-Т Непреклонских генералов!! А их дочь не грабили и не насиловали пьяные Непреклонские милиционэры, так как там… Н-Е-Т Непреклонских милиционэров!! И в таком же ракурсе там подавалось и все остальное…. Так вот, мы посовещались и решили упрятать этого Каина не по политстатье (ну чтоб не привлекать к его писанине лишнего внимания), а по обычно-бытовой – «За кражу и незаконную наркоторговлю с предполагаемым смертельным исходом». Тем более что все необходимые доказательства этого нашлись у него (при обыске) в избытке. Вплоть до килограмма зараженного СПИДом героина и недавно украденного у одного слепого старика кошелька с мелочью. Так что народ негодовал вполне всерьез и о его писанине никто даже и не вспомнил.
Но… если честно, мы все же предпочитали «закрывать» этих подонков по политстатьям, и немного помучив их в наших (т. е. Под-Администрационных) подвалах – прилюдно их казнить на каком-нибудь параде или гулянии. Ну чтобы и в пример было и в развлечение. А вот после обычно-бытовых (т.е. милиционэрских) подвалов – ни развлекать, ни поучать было уже… нечем! Ведь там этими Каинами сначала занимались сами милиционэры, а потом, устав, отдавали их правильным (т.е. напоенным, науськанным, да еще и «пра-авильно просекающим Масковскую фишку») уголовникам, и всю следующую «смену» Каинами занимались уже они. А потом приходила очередь отдохнувших милиционэров. А потом снова уголовников…. И таким вот «сменно-очередным» образом Каины чахли в этих подвалах буквально за пару дней. От простуды. Да еще и переломавшись вдоль и поперек. Ну что бы «подставить» милиционэров…. Так что мы все же предпочитали держать их в своих подвалах, в смысле - в политтюрьме.[6][7] Кстати, помимо неё, под Администрацией находилась и еще одна тюрьма – Показательная. В ней содержались какие-нибудь особо прославившиеся убийцы и террористы, особо прославившиеся в какой-нибудь последней гражданской войне. Содержались они в просторных камерах с большими окнами. Кормили их три раза в день, давали читать книги и ежедневно меняли постельное белье и пижамы. И даже туалеты у них были не в виде бочки посреди камеры, а в виде самого настоящего унитаза где-нибудь в углу за ширмой! А смысл всего этого был в том, что бы каждый горожанин мог заглянуть в эту тюрьму через окно, и убедиться как же на самом деле гуманна Непреклонская Власть, если даже к таким негодяям Она относится как к людям!… Так что, как видите, в Непреклонске было гораздо безопаснее убивать простых горожан целыми сотнями, чем пытаться им хоть чем-нибудь помочь (в смысле Каинов, которые все свои гадства считали именно «попытками помощи»)! Да и… не было в этих попытках ни ма-лей-ше-го смысла. Ведь Непреклонск уже изначально был задуман как бы таким… коктейлем, из двух таких совершенно… разных, и совершенно… несмешивающихся компонентов, как невероятная трусость огромного, серого «низа», и столь же невероятная подлость тонюсенького (скорее даже – плёнко-образного), золотистого «Верха»! И если начать тут что-то менять, то есть как бы кому-то в чем-то помогать, то все это двухслойно-двухцветное великолепие взболталось бы, и превратилось в отвратительную, бурую массу, играть в которую уже никто, конечно, не захотел бы. И поэтому-то серый «компонент», от которого, в общем-то, и зависело «рождение стремления к изменению» - никогда это стремление не рождал. Ведь «сквозь» серую, безрадостную, и… без-на-деж-ну-ю «жизнь» всех «нижних» персонажей, «красной строкой» проходили две основные мысли – первая, о том, что в Непреклонске во в-с-е времена была мак-си-маль-но лучшая (в смысле – заслуженная) Власть (в смысле - Режим) из всех возможных! А вторая о том, что… никто и никогда просто не позволил бы «им» что-нибудь тут менять! Ведь по игре Непреклонск был не единственным городом в этом игровом мире, а лишь одним из восьми. И эти-то остальные города-Заграницы (в смысле их правителей) и не позволили бы здесь что-нибудь изменить. Ведь Непреклонск был им нужен таким, каким Он был сейчас - омерзительным, грёбанным ханством по имени Масковия, от которого прямо-таки ра-зи-ло Смертью![7][8] Ведь только в этом случае Заграничные правители могли пугать Им своих граждан и тем самым держать их в повиновении, а заодно и «выкачивать» из Непреклонска различные ресурсы, в обмен на улыбчивые обещания считать Его равным Себе, плюс возможность открытия банковских счетов и покупки недвижимости на Их территории для Его «Верхов» (или членов «Их» Семей). И каждый «нижний» персонаж все это подсознательно чувствовал! И я знаю это абсолютно точно, так как помимо основных, уже перечисленных мною ролей, я сыграл еще много «нижних» эпизодических персонажей (ну там «врач», «бомж», «учитель», «дворник», «беспризорник»), и в каж-дом из них жило это чувствование! И его в них было т-а-к много, что оно занимало в-с-е их души, в которых поэтому уже просто не оставалось места на всякие «стремления»! И поэтому будет… наверное… правильнее считать «их» не – трусами, а… все уже, просто… заранее почувствовавшими, и – понявшими, куда это «стремление» может «их» в конце концов завести, в смысле отвратительной, бурой массы, в которую никто уже просто не захочет играть….[8][9]
А теперь вернемся к нашим генералам.
Каины, кстати, считали что их, то есть – наша, генеральская работа, состояла лишь из раздувания щек, багровения, и громыхания кулаком по столу со словами: - Я НАУЧУ ТЕБЯ, С-СУКА, Р-РОДИНУ ЛЮБИТЬ!!…- Но это было не совсем так. Ведь было же еще и курирование, и гражданские войны, и много чего другого! А некоторым нашим ребятам вообще приходилось всю жизнь работать «под прикрытием» (например генералу Лысенко), да еще и бессменно во всех игровых эпохах сразу (например, генералу Агафонову), да еще и с явным понижением в звании и должности (например, генералу Горбатову[9][10])!
Да и мне иногда приходилось корчить из себя что-нибудь «прикрытое». Ну, скажем, какого-нибудь случайного человека из народа, который случайно встречал где-нибудь на Лобном Месте Власть, и, лобызая Ей руки, начинал истошно вопить: - Ой, спасибо Вам!! Спа-си-бо Вам!! СПА-СИ-БО!!…- и все это, разумеется, перед кинокамерами. У нас, кстати, по всем этим «случайностям» было создано целое Случайное Управление, в компетенцию которого (помимо встреч с Властью) входили еще автокатастрофы, эпидемии, инфаркты, отравления, облучения, зомбирование и многое-многое другое…. А иногда мне приходилось работать и как бы таким независимым молодежным лидером, и создавать как бы такие независимые молодежные гитлер-югенты, вернее даже – быдло-югенты, но только под какими-нибудь… нейтральными названиями типа - «Бритоголовые», «Фанаты», «Патриоты», «Идущие рядом», «Идущие вместе», ну или «Идущие в невесть куда». Но обычно мы их все-таки не создавали, а как бы пускали всю молодежь на самотёк (в смысле хулиганов, наркоманов, малолетних пьяниц и уголовников), ведь, как ни странно, такой вот «как бы само-текущей» молодежью управлять было гораздо легче, так как ей казалось, что она «течёт» сама по себе, и поэтому спокойно и радостно «втекала» в любое приуготовленное нами для нее «русло». А потом мы забривали ее в Армию. Тут, правда, начинались небольшие сложности, так как нам приходилось убеждать граждан Непреклонска в том, что вся эта «понятийно-инстинктивная» (то есть живущая по понятиям и инстинктам) шпана, еще вчера наводившая ужас на всю округу, вдруг р-резко изменилась и превратилась в доблестных Защитников Отечества, которые ни-ког-да ни над кем не измываются, и ни-ког-да ниг-де не мародерят. Но мы и с этими сложностями всегда справлялись на «отлично».
А иногда нам приходилось заниматься и гораздо более сложными «ханизмами» (в смысле нарочито показных издевательств над «низами» с целью дополнительного закрепления в «них» чувств безнадежности и обреченности). Например, мы вставали на фоне роящихся в мусорных баках стариков, или дырявых и гнилых солдатско-беженских палаток, и начинали с улыбкой рассказывать (в кинокамеру) о том, сколько именно десятков тонн гуманитарной помощи мы отправили в какую-нибудь Заграницу сегодня, и сколько их мы отправим туда же завтра.
А иногда мы создавали подобные издевательства и на исторической основе. Например, когда-то давно жил в Непреклонске пахан (типа «князь») по кличке Игорь. И был он вымогателем, убийцей и работорговцем. И он разрешал быть ими же всем своим братанам с их братками (то есть типа «воеводам» с их типа «дружинниками»). И вот однажды, один из его братанов сумел т-а-к обчистить одну из Хрущоб (тогда каждая из Них считалась как бы таким отдельным древним городком), и т-а-к при этом изодеться и озолотиться, что д-а-ж-е Игорю стало завидно! И тогда он собрал всех своих ближних братков (типа «княжескую дружину») и побежал в этот несчастный Древлянск (это тогдашнее название той Хрущобы) в надежде награбить там чего-нибудь и для себя. И – награбил! Да еще и не меньше предыдущего братана (то есть типа «собрал двойную дань», в смысле 200-сот процентного «налога», и это в дополнение к тому 100 процентному, который до него уже собрал тот братан)! Но… ему и этого показалось недостаточно, и он… потребовал еще! Тут Древляне уже не выдержали и порвали этого Игоря на куски. На следующий день все Непреклонские братаны и братки окружили этот несчастный Древлянск и сожгли его вместе со всеми жителями….
И вот на этом-то историческом материале мы и создали свое издевательство. То есть мы сняли всю эту историю в виде веселого, озорного мультфильма, в конце которого один из братанов поворачивался лицом к зрителям и мило улыбнувшись, назидательно изрекал: - Как бы не велики казались налоги - платить их нужно вовремя! И – полностью! – после чего звучал один из наших эсэсовских гимнов и громкий голос за кадром произносил: - НА-ЛО-ГО-ВА-Я ПО-ЛИ-ЦИ-Я вас-с ПРЕ-ДУ-ПРЕ-ДИ-ЛА!! - … Кстати, по этой же самой схемке, мы потом сняли еще один рекламный ролик. Только в нем в Хрущобу заходил не братан, а штандартенфюрер Эрик (весь в крови, рукава закатаны, с пулеметом наперевес), и обращался к какой-то худой запуганной бабке со вполне законным (по тем временам) требованием: - Бабка! Яйко, млеко! Шнель шайзе, шнель! -… Тут бабка начинала по-древлянски рыдать и причитать, что, у нее, мол, ничего уже нету. Тогда Эрик разряжает в нее всю пулеметную ленту (крупным планом: мозги на стене, и трепещущие кишки на половицах), потом выходит на улицу, поджигает эту Хрущобу, а дальше – все как и в предыдущем ролике, от «Как бы не велики…», до «…ПРЕ-ДУ-ПРЕ-ДИ-ЛА!!…»…. А главной издевательской «изюминкой» во всем этом было то, что учебник по Непреклонской Истории… вовсе не был запрещенной литературой! И он был практически в каж-дом доме! И значит практически каж-дый мог в него заглянуть, и – по-чув-ство-вать, как безнадёжность и обречённость дополнительно закрепляются в его ошарашенной от этой подлости душе.
А еще из этого учебника каждый мог, например, узнать о том, что все казненные лет 50-ят назад Каины теперь уже полностью реабилитированы, то есть, как бы объявлены невинно убиенными великомучениками, а потом этот каждый мог пойти, посмотреть и убедиться в том, что все чудом выжившие тогда после тех казней Каины (а в Непреклонске, по чисто глуповской привычке такие казусы иногда случались), то есть - Великомученики, да еще и - Не-вин-но-у-би-ен-ны-е, живут в сотни, и даже в ты-ся-чи раз хуже чем те, кто их тогда зверски казнил или хотя бы оплачивал это!…
Ну а самым подлым и глумливым издевательством здесь был, конечно же… глобус. Да-да, самый обычный и не запрещенный глобус той самой игровой планетки, на которой Непреклонск как бы и находился! И этот глобус был в каж-дом доме (хотя бы в виде рисунка) и значит – каж-дый мог на него посмотреть и увидеть, что Непреклонск занимал на нем аж вось-му-ю часть в-с-е-й обитаемой суши!! И значит, Он обладал аж вось-мой частью в-с-е-г-о, что только было на этой игровой суше!! И при этом Он был самым… нищим, самым… отсталым, и самым… безнадёжно-обречённым городом из всех, какие здесь только были!! Вот уж издевательство так издевательство. В смысле Р-РАЗМЕРА…. А еще ведь были и всякие мелкие «ханизмы» - тут тебе и иконки «Святого Владимира»… и «Фонд помощи ветеранам Эсэс»… и марки с их же ветеранскими изображениями… ну и прочие кровавые «следы» на-роч-но оставляемые нами на всех страницах Непреклонской Истории, с на-роч-но же легко угадываемым «почерком» (ну чтоб народец видел нашу вечную, независящую от Смен флагов и Эпох эсэсовскую преемственность и хорошо бы знал свое настолько же вечное и настолько же независящее от этих Смен место у «Хозяйской параши»). И «следы» эти могли быть какими угодно, лишь бы в них легко угадывался наш «почерк». Ну например – одинаково истерзанные трупы с одинаково связанными за спиной руками совершенно одинаковой колючей проволокой - и в «Опричном Дворе»… и на «Соловках»… и на окраинах «Грозного»… и во все той же «Катыни» (это такие игровые площадки на Полигоне). Главное, чтоб «народец чуял НАШУ преемственность и знал СВОЁ место». Так что, считая нашу работу совсем уж простой и однозначной, Каины явно «перегибали палку». Кстати – об однозначности. Я уже кажется, говорил, что Предконечная эпоха обыгрывала не только данный исторический момент города Непреклонска, но и «налезала» на Его будущее. Так вот, это будущее тоже не было таким уж однозначным и делилось аж на три варианта – Сказочное, Полу Нормальное и Нормальное. В первом варианте Непреклонск спокойно переживал эту эпоху и продолжал существовать еще тысячу лет, нисколько по сути своей не меняясь. Во втором варианте, Непреклонская Власть сама уже устав управлять всей этой громадой (в смысле сразу всего города), и, оставив себе лишь Администрацию (с секретной зоной) и монастырь (с футбольным полем), распродала всё остальное соседним игровым городам. И, разумеется, не просто «распродала», а - ПО ЧАСТЯМ, и - ПОСЛЕ «случайных» крахов ЖКХ-а и экономики, голодов и холодов, бунтов и сепаратизмов, да и обычных гражданских Разгуляйчиков – с целью «предпродажной очистки территории от излишков ее никчёмного населения». Но себе Власть всё же оставила немного этого населения (уже открыто в виде крепостных), и даже построила ему одну небольшую Хрущобу на футбольном поле. Правда, ближе к сортиру, так как все остальное его пространство заняло перенесенное сюда же Лобное Место. Ну а в третьем варианте Непреклонск просто… вымер. Ни то от чумы, ни то от старости. Но воспользоваться этим никто не успел, так как на этой игровой планетке вдруг началось Потепление Климата, которое потом вдруг сменилось Новым Ледниковым Периодом, который и похоронил под многокилометровой толщей льда это проклятое место….
Что еще можно рассказать о Непреклонске? В принципе - много чего, да вот… стоит ли, ведь с Ним и так все, в общем-то, ясно. Ну, разве что упомянуть о Его праздниках? Их было три. Два первых, официальных, праздновавшихся практически каждый день, и один неофициальный праздновавшийся раз в год. Официальными были те древние дни «Приуготовления к грядущим Бедствиям» и «Воспоминания о Бедствиях уже минувших». А неофициальным, отмечавшимся первого апреля, был «День Скорби».
Произошел же «Он» при следующих обстоятельствах: в один из первых апрелей Непреклонские «глушилки» дали сбой и в телеэфир вышла одна Большеземельская передача о шведских тюрьмах – о том, как живется в них заключенным, чем их там кормят и так далее. И с тех самых пор этот день и стал Днем всеобщей Непреклонской Скорби, в который все скорбят и мечтают попасть под шведскую оккупацию, или хотя бы совершить против Швеции какое-нибудь глобальное преступление, за которое Она бы их всех арестовала и посадила в свою тюрьму на все времена…. Что еще? Ах, да – Непреклонский фольклор! Хотя, что о нем говорить, ведь он почти сплошь состоял из блатных, то есть – тюремных, песен и фразеологизмов, а почему он был именно таким – думать категорически запрещалось, так как тут недалеко было и до осознания тюремной сути этого ханства, в котором «сидят» - В-С-Е, и в котором и-м-е-н-н-о поэтому даже «Верхи» лучше знают какую-нибудь «Мурку», чем, скажем, государственный гимн. Хотя последний, несмотря на свою оглушительную, по имперски напыщенную какофоничность, в текстовом отношении был очень простым (а заодно и универсальным, то есть применяемым сразу во всех игровых эпохах): - О, Непреклонск! О, Великий! О, Оплот Свобод и Счастья! СЛА-АВЬСЯ-Я В ВЕ-ЕКА-АХ!!…. Ну а теперь сядем наконец в поезд, бросим последний взгляд на эту странную, серо-квадратно-прямоугольную игру, да и поедем в т-а-к милый нашему сердцу богоспасаемый город Глупов, и посмотрим что же в Нем произошло около Вторых Нулевых годов, то есть уже в Новейшее время. Итак - … чух-чух… … чух-чух… чух-чух, чух-чух… ТУ-ТУУУУ!!… Про-щай… Не-пре-клонск… пла-ха со-вес-ти…. Чур, ме-ня… чур… и-зы-ди…. ТУ-ТУУУУУУУУУУУУ…….
… Подъезжаем…. Вот и Глупов уже показался…. Ну, здравствуй Тебе, здравствуй, Жемчужинка Всевселенская! Как же, оказывается, я по Тебе соскучился!…
О, да я, похоже, не один здесь скучаю! Поглядите-ка, кто это там маячит на перроне и так пристально всматривается в вагонные окна?! Точно, Старец собственной персоной (забыл сказать – Старец, как и бог, никогда не посещал Непреклонск (во всяком случае, в более менее современных игровых эпохах), так как не любил и не понимал эту игру. А если и говорил (в смысле - писал) о Нем, то только как бы вскользь и без всяких имен, потому что очень боялся, что из-за него там кого-нибудь прирежут)!… Ага! Старик меня заметил, обрадовался как младенец и… тут же сделал вид, что он здесь и не меня вовсе ждет, а как бы… по работе! И даже начал через чур явно следить за одним праздношатающимся Органом!… А что это там Орган делает?… ЦВЕ-ТОЧ-КИ СО-БИ-РА-ЕТ!!… Как-то… странно все тут… непривычно…. Ну ничего, мы люди привычные, и значит - привыкнем!… Итак, выходим из вагончика, потя-ягиваемся, потом р-резко оборачиваемся (а мало ли?!), и идем в город Глупов, что бы посмотреть, что же в Нём произошло интересного в
|
[2] - забыл
уточнить. Не весь город был серым – в нём было и три золотых исключения. Это
Маска Памятника, «маковка» на монастыре, и крупная надпись «АДМИНИСТРАЦИЯ» над
входом в Неё же.
[3] - все
Непреклонские милиционэры всегда ходили в черных (древне-разбойничьих) масках.
Ну кроме тех, кто «работал под прикрытием», то есть ходил в штатском и в черных
(вечно-разведчиских) очках.
[4] - на самом деле это была Малая медаль Ордена «На
память» пятой степени.
[5] - а в
последнее время они начали обзывать нас «Тамагочами», мотивируя это тем, что
народ, де, был нужен нам лишь для трёх вещей - во-первых, он должен был нас
любить (в смысле УРА), во-вторых, кормить нас (в смысле дани), а в-третьих,
убирать за нами (в смысле трупов). А еще они обзывали нас - «пассажирами». То
есть как бы такими антиподами вечно виноватым
«стрелочникам». Но за это мы их практически не наказывали, так как это
была практически правда. Ведь мы действительно всегда были ни при чем, так как
по большому счету мы ведь были… никем!
[6] - Непреклонск был крупнейшим в мире импортёром проституток.
И они были третьей, по доходности, статьёй Его экономики (второй была слегка
легализованная (навроде верхушки айсберга) торговля оружием, ну а первой, как и
положено в подобных обратно-колониальных ханствах – была торговля сырьевыми
запасами, в виде нефти, газа, угля и древесины, которые для нас добывали наши
секретные раб.ы (кстати, по правилам Непреклонской орфографии в слове «раб»
после буквы «б» обязательно ставилась точка, чтобы казалось что это сокращение
от слова «рабочий». А в устной речи мы вообще старались не употреблять оба этих
слова, и использовали вместо них что-нибудь более обтекаемое, ну там - «Эй!»,
«Ну ты, евраазиатец!», или же «О, представитель Великого Народа!», а то и «О,
Тот, Которому мы служим!», в зависимости от обстановки и количества
свидетелей)).
[7] - между
прочим, все Непреклонские тюрьмы были не только тюрьмами, но и… Сутью Масковии, в смысле Ее Вечного,
Несменяемого Режима. Ведь Режим это прежде всего Его тюрьмы, и если они не
меняются – значит и… Режим неизменен! А в Непреклонске, во в-с-е-х игровых
эпохах, от совсем уж диких, до совсем уж демократичных, тюрьмы (в отличие от
флагов и печатей) ни-ког-да не менялись. Разве что по названию (т.е. они могли
быть и «Лагерями», и «Ямами», и «Кутузками», и даже какими-нибудь «Зинданами»).
Но разные названия – это ведь просто разные слова, за которым скрывался один и тот же леденящий душу Ужас
размером в пол квадратных метра на человека. Кстати, неофициально, на уровне
слухов и шёпотов, Непреклонский Режим во в-с-е Эпохи назывался одним и тем же
ёмким словом - «масквизм». И этим в-с-ё было сказано. Вернее – прошёптано.
[8] - «грёбанным»
(от слова «гребсти», в смысле рабов на галере под названием «СВОБОДА» и их
надсмотрщиков) – дословно переводится с древнеглуповского как «рабско-паханским,
просто о-о-очень запудренно-запомаженным и обозванным несколько помягче».
[9] - кстати,
сами непреклонские никогда себя трусами не считали, да и вообще вместо слова
«трусливые» всегда употребляли слово «терпеливые». И, учитывая их Исторически
-… генетическую наследственность (в смысле многовекового Противоестественного
Отбора, при котором из них, с прямо-таки з-звериной ж-жестокостью, вырезалось и
выдиралось в-с-ё, что хоть чем-то выделялось из общего «строя», ну хотя бы
попытками называть вещи своими именами) –
их, в общем-то, можно понять.
Наверное.
[10] - а делать
ему это (в смысле прикидываться лейтенантом) приходилось из-за того, что даже
«правильные» жители Непреклонска невольно улыбались, когда речь заходила о том,
что кто-то выше лейтенанта борется с организованной преступностью. Нет, они,
конечно же, не верили, что нижние чины (то есть от капитана и ниже) будут с ней
бороться, просто здесь оставалась гипотетическая надежда, на то, что они по неопытности, то
есть – случайно, и правда могут кого-нибудь забороть. Пусть и временно.