«Знак вопроса» 4/89

В круге вечного возвращения?

Горбовский Александр Альфредович

Река как символ смерти. Погребальная ладья

Со знаком реки и переправы связана загадка другого символа, также повторяющегося в разных культурах: знака ладьи в потустороннем мире. «Ладья мертвых присутствует во всех цивилизациях» (Ж. Шевалье, А. Шербрант. Словарь символов)73. По словам немецкого исследователя, «едва ли можно найти крупную часть населения Земли, где не имелась бы вера в корабль душ».

Знак этот, напоминающий о реке, что преграждает путь в потустороннем мире, повсеместен. Не только территориально, но и во времени. Самый ранний, он — в глиняных моделях лодок древнейших египетских погребений. «Судя по форме челноков,— пишет исследователь,— они, по-видимому, всегда использовались с какими-то культовыми или религиозными целями».

В последующие тысячелетия на моделях, на рисунках лодок появляются мумии, сидящие под балдахином, или знак души, пересекающей на такой лодке некий водный предел. Иными словами, речь о рисунках или моделях лодок, изображающих «последнее странствие души умершего в загробном царстве»

Сама множественность таких моделей, их разнообразие, та старательность, с которой нередко изготовлялись они, свидетельствуют о том, сколь важным представлялось, чтобы душа совершила этот переход через некий рубеж в посмертном мире.

Но даже деревянные, изготовленные особенно тщательно и сохранившиеся в захоронениях фараонов лодки и ладьи эти оставались лишь знаками и были явно не приспособлены, чтобы держаться на воде. Одному из таких символов, ритуальной ладье из пирамиды Хеопса, 4500 лет".

В том же значении, что и в Египте, он присутствовал в Вавилоне'8 и на Американском континенте — в культуре мочика (первые века н. э.)~;>. И в Китае — саркофаг императора Цин-Шихуанди в форме ладьи (III в. до н. э.)4". Об изображении корабля на эллинских надгробиях упоминал Флавий Фи-лострат81. Даже на Мадагаскаре в древности захоронения совершались в ладьях. Так же, в ладьях, хоронили славяне во времена Киевской Руси и позднее. Следуя той же схеме, скандинавы выкладывали каменную ладью на месте, где был похоронен кто-то. И сегодня лодка или модель лодки — обязательный атрибут погребальных обрядов в Индонезии, Океании, на Малайе и у аборигенов Австралии. И у народов Севера, в разных его списках тоже можно еще застать этот обычай.

Лодки египетских погребений, отстоящих от нас на семь тысяч лет, обозначают, очевидно, ту раннюю дату посмертного опыта, о которой мы можем судить. Вероятно, образ этот — реки и переправы в загробном мире — был привнесен кем-то, кто оказался по ту сторону черты, а затем вернулся или был возвращен к жизни. Воспоминания о посмертных его состояниях, воспринятые, как свидетельство очевидца, вошли в систему символов той эпохи. Впоследствии опыт этот подтвердился, надо думать, в рамках других культур.

В какой мере образы — реки, переправы и другие — отражают реальность, стоящую, возможно, за ними?

Структура человеческой психики состоит как бы из двух уровней: собственно сознания и того, что называют бессознательным. Или «ночного сознания», как обозначают его еще. Это — область внелогического восприятия реальности, интуитивного постижения тех зависимостей между явлениями, которые лежат вне причинно-следственных связей, вне рационального.

Швейцарский психолог К. Г. Юнг ввел понятие «коллективного бессознательного», включив в него «архетипы» — так он обозначил некие исходные первиччные схемы, сгустки эмоциональных состояний, ожиданий и тревог, восходящих к опыту самых отдаленных поколений И присутствующих в психике человека сегодняшнего дня. Бессознательное «ночное сознание» заполнено символами, часто лишенными визуальных форм, плывущими, переходящими, замещающими один другой. Им нет прямых соответствий, нет аналогов в бодрственном, «дневном состоянии». Выйти из бессознательного, быть воспринятыми они могут, только приняв образы внешнего мира. Эти образы — страх, падение, вода, огонь, враг...— как бы код, на котором бессознательное может говорить о каком-то своем опыте, о той реальности, которую воспринимает оно. В том числе о реальности, возможно, лежащей вне диапазона наших пяти чувств.

Я говорю здесь об этом потому, что опыт посмертных состояний относится, как* представляется мне, именно к этой области восприятия. К той области, о которой мы можем судить только по тем редким протуберанцам, которые, вырвавшись из этой зоны, попадают в сферу сознания. Но даже тогда они воспринимаются сознанием как символы, которым мы пытаемся подобрать смысловые значения в опыте нашей повседневной жизни'.

Именно такими символами, такими знаками кода можно, считать, очевидно, ,и образы, приносимые, из посмертного состояния. Таков, надо думать, и образ реки, переправы, и образ движения в узком пространстве, из мрака к свету.

Изучение мифологем, тоже порождаемых бессознательным, дает такие значения знака реки — «препятствие», «преграда». Переправа в той же системе знаков означает «завершение подвига»,. «обретение нового статуса», «новую жизнь».

Судя по всему, опыт посмертных состояний каким-то образом трансформирует саму личность -человека. Но поскольку реально переживали его, вернувшись назад, лишь единицы, с давних пор существует практика как бы косвенного приобщения к этому опыту. Такая практика составляла скрытую часть учений тайных обществ древности.

Таким было, например, общество орфиков в Элладе и на Древнем Востоке. Платон, принятый в него и приобщенный к тайнам, писал в этой связи, сколь важно человеку еще при жизни приобщиться к знанию предстоящего ему посмертного опыта. Сам Орфей, полулегендарный основатель общества, почерпнул эти знания будто бы у египтян. Так, во всяком случае, утверждал Диодор Сицилийский. Орфей, гласит предание, побывал в царстве мертвых и вернулся затем в мир живых.

Судя по всему, опыт посмертных состояний составлял важную часть в учении и другого тайного общества—Эвлизианских мистерий. Софокл, состоявший в нем и посвященный в его тайны, писал: «О, трижды блаженны те из смертных, которые сходят в Аид, узрев эти таинства».

Интересное упоминание о приобщении к знанию посмертных состояний есть у Апулея: посвящаемый в культ Исиды достигает рубежа смерти, переходит его и затем возвращается к жизни. («Я вступил в обитель смерти, перешагнул через порог Прозерпины».)

Этот же посмертный опыт содержали мистерии Озириса и Адониса, дионисейские обряды.

Приобщение к таинству посмертного опыта происходило, судя по всему, в неком ритуальном действе, в «проигрывании» последовательных состояний этого ' опыта. Судить об этом можно по ритуалам более поздних тайных обществ — розенкрейцеров, франкмасонов. Посвящаемый должен пережить как бы символическую смерть, чтобы после этого — уже в новом качестве:—вернуться к Жизни.

Переживание посмертного опыта и сегодня составляет суть посвящения у друидов, мистической секты древних обитателей Британских островов, дожившей до наших дней. Неофита кладут в гроб, который помещают в лодку и пускают ее в открытое море. Это уже не просто ритуал. Останется ли он жив или погибнет — зависит от случайности, от того, насколько бурно в тот день море. Но если посвящаемый выходит из испытания живым, он выносит из него опыт реальной близости смерти.

Глубокое переживание посмертного опыта — непременная составляющая обряда посвящения в шаманы. Будущий шаман удаляется в безлюдное место и там в течение трех (или семи) дней пребывает в состоянии символической смерти. Все это время он не ест и не пьет, «не подает признаков Жизни», «лежит, бездыханный, лишенный речи, точно мертвый».

Память о приобщении к посмертному опыту можно видеть и в некоторых христианских обрядах. Возможный отзвук ее — в жесте складывания рук на груди, как у покойника, при принятии Святых Тайн. Видеть его можно и в обряде крещения. Символическое вхождение в водную купель — память вхождения в воды потустороннего мира. Смысл этой ритуальной смерти выражает максима одного из католических теологов: «Тот, кто умирает до того, как умрет, не умрет, умирая».

Вокруг этого же центрального момента — символической смерти и возвращения к жизни — по сей день строятся возрастные обряды — инициация в Азии, Африке и на Американском континенте. Как и в других религиозных и мистических традициях, приобщившись к этому опыту, прозелит возвращается к жизни уже в новом качестве, в качестве человека, заглянувшего по ту сторону черты. Как и у шаманов, это мнимое посмертное состояние может продолжаться в течение нескольких дней. При этом близкие должны горестно оплакивать «умершего», пока им не объявят, что такой-то, побывав в царстве смерти, вернулся к жизни.

Таким образом, речь идет о практике, которая проявляется на различных и довольно удаленных друг от друга уровнях духовного опыта. Сама всеобщность этого проявления наводит на мысль, что за этим стоит, возможно, такая же общность памяти.