«Чудеса и Приключения» 7/95

Разум – конец эволюции?

Л. МЕЛЬНИКОВ

Наука... Казалось бы, царство рассудка,   прямо  противоположное всякой иллюзии, обману, субъективности и произволу.   Однако   это -   миф о   науке,   миф   сознательно сформированный за сотни лет ее «триумфального шествия». Наука не дает объективной картины мира. Она конструирует эту картину в угоду человеку, точнее, в соответствии с его возможностями воспринимать и познавать мир. В самом деле, у человека, как показал еще известный русский физик и философ начала XX века Н. А. Умов, всего пять чувств — те своеобразные «окна», через которые к нему несутся сигналы Вселенной. Это очень маленькое окошко в мир. Миллионы других сигналов проходят мимо слабеньких органов чувств человека, и он в лучшем случае ощущает их лишь как некий общий смутный фон. Поэтому мир предстает человеку как «капля материи в океане пустоты». Отсюда ложные   понятия   «вакуума»,   «пустоты», «эфира» и т. д., которые на самом деле обозначают не что иное, как материю. Между тем в науке до сих пор господствует миф о пустоте. И таких мифов в науке множество.

Наука иллюзорна. Вся фундаментальная наука построена на мифологии. Известно ли это ученым? Да, прекрасно известно. Но здесь о мифологии стараются стыдливо умалчивать. В среде серьезных ученых о научной мифологии говорят как о «научных гипотезах». Но что такое гипотеза? Слово «гипотеза» происходит от греческого «хипотезис», что значит — предположение. Гипотеза—это научное предположение, выдвигаемое для объяснения какого-либо явления и требующее проверки и доказательства для того, чтобы стать достоверной научной теорией или научным законом.

Так гласит определение. Но вся пикантность положения состоит в том, что, как правило, господствующая гипотеза (теория закон) не получает окончательного подтверждения, более того, постепенно накапливаются факты, противоречащие ей, и поэтому параллельно выдвигаются другие, альтернативные, не менее убедительные гипотезы, иногда их бывает три, четыре, но обычно не меньше двух, и тем не менее данное воззрение преспокойно существует в науке как уже доказанная «теория» или незыблемый «закон». А на самом деле это еще пока только предположение и, следовательно, иллюзия истины, то есть, другими словами, миф.

Яркие примеры мифов-гипотез: трехкомпанентная теория зрения Гельмгольца — Ломоносова и противоречащая ей двухкомпонентная Граната; закон сохранения энергии и материи Лавуазье - Ломоносова и противоречащая ей современная теория рождения материи из пустоты (вакуума); теория относительности Эйнштейна и альтернативные концепции современных физиков, отрицающие ее (например, Вей-ника); три закона движения Ньютона, подвергающиеся непрерывной критике (см., например, работу Е. А. Ларикова «Индуктивные основы механики. Уточнение и развитие понимания»); теория расширяющейся Вселенной Фридмана и отвергающая ее теория стационарной Вселенной; планетарная модель строения атомного ядра Бора — Резерфорда и стохастическая вероятностная модель квантовой физики; гелиоцентрическая модель Солнечной системы Коперника (а до нее столь же непротиворечивая геоцентрическая — Птолемея); законы диалектики Гегеля, теперь уже мало кем не отвергаемые; теория социалистической революции Маркса — Ленина, потерпевшая полный крах при попытке практической реализации и оказавшаяся утопией; теория эволюции Дарвина и современные антропо-космические воззрения, склоняющиеся к концепции единого творения, и т. д.

Фактически все теории фундаментальной науки — миф. Скажем, возьмем такой прекрасный миф, как дарвиновская гипотеза об эволюции всего живого на Земле от низшего к высшему, в которую совершенно не вписываются пчелы, комары, мухи: эти и другие насекомые за многие миллионы лет не изменились, то есть не эволюционировали. Что же тогда такое дарвиновская теория, как не миф?! Именно имея в виду опасность мифотворчества, «король науки» Ньютон не спешил с созданием теорий и старался оставаться в рамках эмпирической науки (и он был совершенно прав!), как, например, в своей знаменитой «Оптике», которая есть вся по сути свод зсперименталь-ных наблюдений, выполненных им с цветами спектра, им же открытого. Именно отсюда знаменитое ньютоновское кредо: «Гипотез не измышляю», заставлявшее его оставаться в рамках фактов и наблюдений. В то же время и Ньютон не удержался от того, чтобы дать в своих знаменитых «Началах» мистическое определение, пока еще никем не понятой, «врожденной силы материи». Вот вам и «гипотез не измышляю»!

Другое дело, казалось бы, наука прикладная, которая служит для лечения, построения машин и механизмов, выращивания, выкармливания, ирригации, воспитания и т. д. А разве и здесь мало мифов, также не оправдавшихся либо являвшихся определенным модным увлечением и, в свою очередь, замененных другой научной модой? Таковы теории Ламброзо, Павлова, Фрейда, Докучаева, Лысенко, Вавилова, Цепеллина (дирижаблестроение), Оппеля (реактивное автомобилестроение), Макаренко, экономические теории социализма, капиталистические теории демократии (критикуемые самими же ее адептами, среди которых Питирим Сорокин, ученые — деятели Римского клуба, американский социолог Тойфель и его соотечественник политолог и историк Артур М. Шлезингер), наконец, рейганомика, гайдарономика и т. д. Все они подвергаются ожесточенной критике или не оправдали себя на практике и забыты.

Да, прикладная наука сегодня на высоте: химическая технология, микроэлектроника, строительная индустрия, аудиовизуальные системы фантастически усовершенствовали наш быт, увеличили комфорт, позволили создать прекрасные офисы, сделали возможным получение информации из любой точки земного шара и вместе с тем. ухудшили экологию, разделили и духовно опустошили людей, развили до угрожающих размеров смертоносные виды вооружений, не дав никаких положительных целей существования. Перспективы дальнейшего прогресса прикладной науки поставили под угрозу существования само человечество. Поэтому понятие научно-технического прогресса в настоящее время все более воспринимается и трактуется как иллюзия, а достижения цивилизации ставятся под сомнение и рассматриваются как очередной миф человечества. Фактически в развитых странах Запада наиболее передовые слои интеллигенции начинают отказываться по крайней мере от некоторых из этих достижений, например, от услуг химической технологии, а научно-технический прогресс начинает вызывать неприятие: зачем прогресс в частностях, если_ в целом он ведет к -уничтожению 'человечества? Поэтому взамен безудержного потребительства Запад переходит на безотходные технологии, энерго- и ресурсосберегающие методы ведения хозяйства. Хотя и тут нелегко разобраться, где истина, а где мифология.

Ученые часто лишь запутывают вопрос. Скажем, есть опасность образования озоновых дыр. По одним данным, нужно немедленно прекратить производство некоторых веществ (хладагентов), способствующих уничтожению озонового слоя. По другим же данным, промышленность не влияет на это природное явление, так что увеличение и уменьшение озоновых «окон» в атмосфере Земли подвержено нормальным ритмическим колебаниям, вызванным естественными причинами. Аналогично обстоит дело с запуском космических аппаратов. По одним версиям, запуски оказывают' серьезное влияние на климат и нарушают экологию, по другим — это влияние ничтожно. Таким образом, даже достижения прикладных наук неоднозначны и оцениваются в таком широком диапазоне версий — от положительных до отрицательных, что это ставит под сомнение саму необходимость этих прикладных знаний, а их интерпретацию позволяет квалифицировать как мифотворчество.

Но есть и другая сторона дела в накоплении прикладных знаний и особенно в развитии на их основе различных теорий: они практически ничего не прибавляют в фундаментальном плане. В самом деле, что проясняют, например, теория «ноосферы» геохимика Вернадского, «либидо» врача Фрейда, условных рефлексов физиолога Павлова? Практически ничего. Наоборот, эти мифы маскируют те положительные знания, которые добыты этими же авторами чисто эмпирическим путем. Скажем, И. П. Павлов при необходимости серьезного объяснения психических процессов и психологии человека пользовался не своей теорией, а старым «добротным» мифом о темпераментах легендарного Гиппократа, который, в свою очередь, основывал свои представления на еще одном мифе — о четырех стихиях, или первоэлементах, из которых якобы состоит вся природа (при этом никто сейчас не отрицает, что представления Гиппократа это не более чем гипотеза). Складывается впечатление: пока прикладная наука вращается в узких рамках практических потребностей, она имеет смысл и действенный характер, но, как только переходит к теориям и обобщениям, перестает быть наукой и становится чистой мифологией.

Знаменитая теория «либидо», развитая Фрейдом, как будто бы что-то объяснила в глубинной природе психики человека, однако ее отрицал И. П. Павлов, а сейчас дискуссии (по сути дела, «драчка») последователей Фрейда фактически завели проблему в тупик, то есть к отказу от этого базового понятия (см.: Л. Шерток, Р. де Соссюр. Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда). Лет 15—20 назад была модна критика Павлова, взамен теории рефлексов академиком Анохиным была предложена теория функциональных систем, на основе которой им сформулированы общие закономерности эволюционного процесса. Но Анохин тоже «предложил», то есть в очередной раз была создана гипотеза, еще один кандидат в научные мифы.

Неудивительно, что сейчас эта теория как будто бы забыта, во всяком случае, ушла со сцены. Создается впечатление, что научные взгляды тоже подвержены своеобразной моде. Но мода, как известно, это не истина, это фантом, ничего общего с познанием не имеющий. Фундаментальный же труд американского автора Лорена Р. Грэхэма «Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе» свидетельствует, что научные теории могут быть не только спекулятивными, умозрительными, но и исторически обусловленными, «классовыми», «революционными». Об этом говорит полная драматизма борьба, которая в свое время велась у нас вокруг генетики, кибернетики, космологии и ряда других дисциплин. Однако в утешение поверженным противникам генетики скажем, что Всемирная Организация Здравоохранения (ВОЗ) при ООН признала эксперименты в области генетики и генной инженерии противоречащими гуманности... Не менее острая борьба велась в период Великой французской революции, а также вообще в истории мировой науки, где чаще всего пользовались не понятием «истинности», а категориями «прогрессивности» или «реакционности».

А если взять такой тонкий вопрос, как разум и подсознание и их роль в процессе научного познания, то оказывается, что практически все великие научные идеи и теории явились не в результате строгой рассудочной и критической деятельности людей, а, как правило, путем интуиции, озарения, а то и в порядке откровения свыше или видений, то есть извлечены из недр подсознания. А какая же это наука? Если тебе приснилась формула (Кекуле), в результате транса ты увидел будущее человечества (как Иоанн Богослов, Нострадамус), в маниакальном состоянии создаешь этические законы (Лютер и Кальвин, Саванаролла) — чем это отличается от созидания мифов, от простого фантазирования, так как критическая мысль здесь вообще не работает: ведь сознание отключено!

Любое знание — прикладное и фундаментальное — развенчивается и таким аргументом: можно обладать удивительной выживаемостью, предвидением, но при этом вовсе не иметь никакого знания о том, что ты делаешь, то -есть быть бессознательным, «неразумным», в человеческом смысле. Медведь осенью специально ищет место и устраивает свою берлогу там, где его весной не застанут воды паводка. Собака и кошка, завезенные за сотни километров от дома хозяина, способны вернуться обратно по им одним известным приметам. «Неразумные» животные предвидят так, как не может это делать «человек разумный». Или остается предположить, что животные разумны, и тогда все наши представления о разуме и сознании — тоже миф...

Не поэтому ли у самих ученых не было полного доверия к науке? Так, как указывает Ламброзо, даже такой фанатик науки, как Авиценна (Ибн-Сина) в конце жизни занимался разоблачением тех знаний, которые он накопил в первую половину своей научной карьеры. Многие ученые уходили за пределы науки: Пифагор был чистым мистиком и оккультистом, один из основателей современной науки, Френсис Бэкон, явился и основателем современного масонства, Ньютон занимался астрологией и еще более фанатично алхимией, Парацельс был алхимиком и астрологом, астрологом и астрономом одновременно был Кеплер, Бутлеров занимался спиритизмом, современный американский ученый Джон Лилли, прославившийся в опытах на дельфинах, является представителем современной мистики и оккультизма и т. д. Фактически многие из них вели, да и сейчас ведут, параллельную, как бы раздвоенную, жизнь в науке и паранауке. Разум питается наукой, подсознание — мистикой, оккультизмом, эзотерическими знаниями. Их синтез выдается в виде научных гипотез, теорий, научных идей. Итак, разум — инструмент неразумения, разум — создатель уводящих от действительности иллюзий и фантазий. Посмотрите, кто больше всех фантазеры и фантасты? Физики и математики, представители самых точных наук и самые сухие рационалисты. Именно в их среде родился столь парадоксальный «критерий» истинности, как: «Эта теория недостаточно безумна, для того чтобы быть верной». Это ли не кризис разума? Это ли не кризис науки? Это ли не торжество мифа?!

Но тогда простите, разум — это инструмент разумения или недоразумения? Вот что думал и писал о разуме великий Цицерон: «Какое распутство, какое стяжательство, какое преступление не бывает заранее обдумано и, когда совершается, не сопровождается ли движением духа и размышлением,. то есть рассуждением?.. Если бы боги хотели причинить вред людям, то лучшего способа, чем подарить им разум, они бы не могли найти. Ибо где еще скрываются семена таких пороков, как несправедливость, разнузданность, трусость, как не в разуме? (Цицерон «Философские трактаты».) Итак, разум — это скорее инструмент недоразумений между людьми, а порой злостно-

го обмана и дезинформации. Это и в быту, и в обыденной жизни, а в науке — это источник мифотворчества, то есть фантастических или спекулятивных теорий и идей.

Человек не может не продуцировать легенды. И мифология эта проистекает из свойств самого разума, ими определяется, ибо разум искажает, а не выявляет истину. Любая самая рациональная, сколь угодно «научная» версия — это прежде всего проекция разума на мир, следовательно, это отражение не мира, а самого разума (сознания). Речь идет о мифологии «трезвых» ученых, рационалистов по духу и по своей сути. Что же тогда говорить о фантазиях мистиков, оккультистов, теософов и вообще людей, склонных к иррациональному? Беда, если ученый, измышляющий мифы,— физик или химик, но подлинная трагедия, если ученый — «прикладник» и особенно имеющий дело с массами людей, каковыми являются врач, юрист, политолог. Особенно опасен последний. Вооруженный разумом, но не сердцем, начиненный им самим созданными (или заимствованными у других, даже из прошлых эпох, из политических соображений) политическими мифами, он может злонамеренным многословием и логикой вызвать много крови. Он плетет легенду за легендой, и при всем том он логичен, действительно разумен, так как доказывает и убеждает, часто исходит из целесообразности, хотя и по своему интерпретированной. Такой рационалист может возбуждать толпы народа или научную аудиторию, вызывать брожение и смятение умов.

Трагедия, если власть в науке, в изолированной социальной группе или в планетарном масштабе попадает в руки мифотворцев — голых рационалистов, которые в угоду своим оторванным от жизни, вздорным, но, может быть, внутренне по-своему непротиворечивым, теориям, рожденным разумом, начинают экспериментировать с обществом, людьми, событиями, а значит, и с самим космосом! Мы знаем, что очень высокоорганизованный менталитет, как правило, ничего, кроме очередных мифов, порождать не может. Рациональные фантазии не отражают объективного хода вещей, реальность, они есть проекция человеческой психики на мир. Мифотворцы всех времен и народов бредят наяву и говорят автоматически, как сомнамбулы или зомби, хотя и могут выглядеть вполне цивилизованно, и вот ради их вздорных вымыслов начинаются подвижки, социальные взрывы, политические или экономические преобразования. Но все они служат, по их уверениям, кумиру разума.

Страшно, если эта мифология начинает обосновываться наукой, к которой у большинства людей бессознательно большое доверие. Обычно научные мифы в политике и политологии действуют наиболее неотразимо. Типичный пример рационалистов-мифотворцев — лидеры Великой французской революции: Дантон, Марат, Робеспьер, а также ее ученые — химик Лавуазье, врач Гильотэн. Недаром в Париже в этот период была воздвигнута статуя, особый кумир, посвященный разуму. Именно в этот период революционеры фанатично поклонялись культу разума, менталитету человека, его превосходству над остальной «неразумной» природой и тысячами отправляли людей на гильотину, изобретенную врачом Гильотэном. Однако дело не только в том, что подвижники разума проливали кровь и в итоге пожрали и уничтожили сами себя (какая страшная судьба!). Глубинная суть этого движения состоит в том, Что это происходило ради вздорных иллюзий, ради научного и социального мифа. Но, кажется, даже на этом опыте человечество ничему не научилось...

Какой же выход видится из этого тупикового положения, в котором оказались наука, разум и рассудочность в настоящее время? А он прост и давно уже провозглашается наиболее мудрыми и дальновидными мыслителями Востока и Запада. Необходимо соединить интуитивное и научное знание, следует уравнять в правах на критерий «истинности» то, что получено в результате озарения, транса или наития, и то, что выявил точный эксперимент или логическое построение. Кстати, экспериментально абсолютно все подтвердить в принципе невозможно, поэтому всегда останутся допущения, аксиомы, гипотезы, которые совершенно невозможно доказать (или опровергнуть) и в которые можно только верить (или не верить). Так можно верить или не верить в материализм: ни доказать, ни опровергнуть это невозможно. С неменьшим успехом можно верить в одухотворенность всей Вселенной во всех ее проявлениях — от человеческого сознания до мельчайшего атома. Можно быть глубоко убежденным адептом оккультных знаний, ибо эти знания опираются на столь же непротиворечивые методы, как и научные, скажем, известный «метод аналогий», который позволяет вскрыть принципы построения макромира на основе законов микровселенной... Строгое и стройное здание теософии не менее научно, чем теория относительности Эйнштейна. А если мы сюда добавим, что, по признанию самого Эйнштейна, его теория извлечена им из подсознания, без участия разума, то мы должны неоспоримо признать полное фактическое слияние так называемых «ненаучных» и научных методов и средств постижения истины. Дабы у читателей не оставалось сомнений в истинности сказанного, приведём слова самого великого физика: «К своему пониманию фундаментальных законов Вселенной я пришел не рациональным умом».

Автор этих строк как ученый в своем восхищении уникальностью, целесообразностью и непостижимостью (принципиальной) Вселенной сам в результате естественной эволюции пришел к идее божественности природы, но не в антропоморфном понимании божества, а как живой, одухотворенной субстанции мира, будь то нейтрино, фотон, кристалл, цветок, человек, существо параллельного мира, галактика, планетная система или космическая информационная сеть. Проявления жизни неисчерпаемы. Они не только растительные, животные или антропоморфные (человеческие)! А это и есть признание божественности мироздания. Недаром перед ним преклоняли колени все великие религии мира: христианство, буддизм, зороастризм, друидические верования, древнеегипетский жреческий эзотеризм и т. д. Как же мы можем отбросить этот великий опыт интуитивного, обусловленного архетипами Вселенной, вне-сознательного постижения , истины? А откуда явились эти истины в качестве непреложных аксиом? В.основном из подсознания. Многие из них также являются врожденными архетипами. И этот уникальный опыт человеческого знания закреплен в религии.

Отсюда следует, что научный и духовно-религиозный опыт должны быть соединены, синтезированы, на основе чего возникнет новая парадигма знания, соответствующая более высокому уровню интеллектуально-духовных запросов человека будущего — «хомо суперус».

Возможно, что эволюция разума уже завершена. Поэтому дальнейшее совершенствование человека скорее всего пойдет по пути развития духа, совершенствования духовной сферы. Именно здесь видятся еще не использованные резервы развития «хомо сапи-енс». Без слияния науки и духовно-религиозного опыта такое развитие окажется попросту невозможным. Путь духовно-информационной эволюции человечества представляется единственной альтернативой господству бездуховного «Чистого Разума».

Поэтому единственный выход из тупикового состояния современной «научной» цивилизации (западной в основном) — в соединении науки и мистики, рационального и оккультного, веры и посильных доказательств. Другими словами, это есть соединение западной и восточной систем мышления, ибо Запад, как известно, преуспел именно в точном, но ограниченном знании, зато Восток — в более общем, всестороннем и правильном понимании мира и человека.