|
«НАЧАЛО ОТЕЧЕСТВА» ГЛАВА IV. ВЫСОКОЕ СТРЕМЛЕНИЕ
Бессмертная песнь
Различна судьба исторических деяний. Одни, подобно Куликовской битве, навсегда врезаются в память народа и живут тысячелетия. Черты других, постепенно затуманиваясь и исчезая, преломляются в сказаниях и былинах. Третьи, такие, как полу вымышленные подвиги предков Вышатича, попадают в летописи и становятся известны по случайным причинам, потому что автор этих домыслов-рассказов был близок к тому или иному составителю сводов.
Но пожалуй, самая поразительная судьба была суждена малопримечательному, если измерять события большой исторической мерой, и к тому же неудачному походу новгород-северского князя Игоря против половцев. По -известности своей он неизмеримо превзошел десятки и сотни куда более значительных военных и политических событий. Произошло это не потому, что поход Игоря имел какие-то далеко идущие последствия, не потому, что Игорь прославился другими подвигами и они обратили внимание на предыдущие дела этого князя.
Неудачный поход Игоря, разгром и плен, счастливый побег и возвращение — цепь этих событий вовсе не является исключительным для русского средневековья явлением. Все Игоревы беды и несчастья — обычный, а во многом заурядный эпизод из истории феодальной раздробленности. Летописи сохранили нам куда более драматичные рассказы — вспомним хотя бы редкую по своей высокой трагедийности летописную повесть об ослеплении Василька Теребовльского или заговор против Андрея Боголюбского.
Имя «виновника» 1000-летней Игоревой славы неизвестно и вряд ли когда-либо откроется вообще, хотя различные предположения о нем высказывались историками.
Этот «виновник» — автор «Слова о полку Игореве». Необычайно сложна судьба величайшего произведения древнерусской литературы. Единственный дошедший до нового времени список «Слова» был найден в начале 90-х годов XVI11 века страстным собирателем и знатоком русских древностей А. И. Мусиным-Пушкиным. Он приобрел у бывшего архимандрита закрытого Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского большой сборник древнерусских произведений — в одной книге были переплетены «Сказание об Индийском царстве», повесть об Акире Премудром, «Летописание русских князей и земли Русской»... Среди них и было вшито в книгу «Слово о полку Игореве». Как попала эта рукопись, происходившая, как видно, из Пскова или Новгорода, в Ярославль, неизвестно.
Находка была сразу оценена. С рукописи «Слова» были сняты копии, одна из которых, сохранившаяся до наших дней, предназначалась самой императрице Екатерине II.
Понимая значение «Слова» не только для истории, но и для русской культуры вообще, лучшие знатоки древнерусских рукописей — историк Н. М. Карамзин, которому Пушкин посвятил свою трагедию «Борис Годунов», собиратели-книжники Н. Н. Бантыш-Каменский, А. Ф. Малиновский и А. И. Мусин-Пушкин в 1800 году издали «Слово», для того чтобы с ним могли ознакомиться широкие читательские круги.
Благодаря стараниям этих людей — изданной ими книге да письменным копиям, которые были сняты с новооткрытой рукописи, мы и можем сегодня восхищаться этим гениальным произведением. Потому что единственный найденный список «Слова» — рукопись XVI века, которую судьба хранила более двух столетий, — сгорел в огромном московском пожаре 1812 года во время Наполеонова нашествия.
В одном-единственном списке дошли до нас и несколько других великих произведений русской древности — «Поучение» Владимира Мономаха, сохранившееся в составе одной из летописей, «Повесть о Горе-Злосчастии», «Слово о погибели Русской земли»...
Единственный рукописный список! Тонкая нить, все время готовая оборваться! Огонь и вода, небрежность хранителя и невежество завоевателя в любой момент могли бесповоротно лишить нас великих произведений. Прослеживая их судьбы, задумаемся, помня о великих трагедиях, пережитых нашей землей, и о другом. Ведь наверняка неполна россыпь самородков, именуемая древнерусской литературой! Видимо, многие ее жемчужины утрачены навсегда, сияние их, высокий полет мысли и высокое слово никогда не станут известны...
Тончайшей нитью дотянулось «Слово» до наших времен. Будем благодарны тем счастливым случайностям, которые целые века хранили его.
Академик Борис Александрович Рыбаков, скрупулезно изучив сложнейшую, из тысяч осколков составленную мозаику русской жизни середины 80-х годов XII века, сопоставив сотни и тысячи фактов, иногда, казалось бы, совершенно друг с другом не связанных, пришел к интересному выводу. «Слово о полку Игореве», считает он, создано в 1185 году. Оно, видимо, «было сложено и исполнялось в Киеве при дворе великого князя по случаю приема необычного гостя, нуждавшегося во всеобщей поддержке, — князя Игоря, только что вернувшегося из половецкого плена». Ученый даже назвал имя предполагаемого автора «Слова» — киевского летописца Петра Бориславича.
Страстная речь гениального современника князя Игоря, обращенная к собранию русских правителей, не укладывается ни в какой из бытовавших в те времена литературных канонов.
Что являет собой «Слово» по форме? Этим вопросом задавались тысячи ученых, писателей, публицистов. За два века накопились сотни ответов. «Слово о полку Игореве» называли поэмой, песнью, повестью, сагой, думой, поэтическим преданием, собранием священных мифов языческой Руси, исторической повестью, гимном-каноном, былиной, речью гениального оратора.
«Слово» соединило в себе многие черты древнерусских книжных законов с живой традицией устного народного творчества. Именно такой сплав позволил его автору создать творение столь многогранное и яркое. Каждая грань «Слова» сияет столь ослепительно и мощно, что подчас кажется единственной. Обращенное к современникам — людям XII века, «Слово о полку Игореве», как справедливо пишет Б. А. Рыбаков, это «одновременно и поэтическое произведение, и мудрый политический трактат, и интересное историческое исследование...».
Автор «Слова» понимал не только необходимость единства всех русских земель, но и то, что сейчас — в его время — оно недостижимо. Ища в прошлом Руси его образцы, он звал и торопил будущее. Окидывая взором гигантские просторы русских земель, он вел мысленные беседы с каждым князем и со всеми правителями вместе. Пагубность раздоров была для него настолько ясной, насколько очевидными были и ее плоды для каждого русского: поражения, которые все чаще и чаще несли княжеские рати то на южных и восточных, то на западных границах. Страна дробилась и исчезала под ударами агрессивных соседей, как весенняя льдина, вынесенная в неспокойное море.
Он думал о прикрытом от соседей-врагов Владимиро-Суздальском княжестве, расцветшем во времена Андрея Бо-голюбского. Ныне, в 1185 году, там правил Всеволод Большое Гнездо, сильный князь, совсем недавно разгромивший волжских булгар.
«Великий князь Всеволод! — обращался к нему автор «Слова». — Не помыслишь ли ты прилететь издалека, отцовский престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать». В этом призыве сквозь восхваление могущества и доблестей Всеволода явственно слышится и укор сильному князю, и горечь за обиду родной земли.
Могуч был в это время блистательный Всеволод! Что ни поход — то удача! А где удача, там полон и добыча — хлеб, мед, серебро. Есть на что украшать родной Владимир. Растут каменные терема, палаты и укрепления на клязьминских берегах, превращаются в могучий детинец — одну из крепчайших на Руси твердынь. Прочно сидит на владимирском престоле Всеволод. Покоряет соседей, лелеет родной Владимир, мечтая отстроить его, как далекий Царьград. Подле князя — семейство многочисленное: восемь сыновей-богатырей да четыре дочери-красавицы. Недаром прозван был Большое Гнездо.
От добра добра не ищут — не интересны сейчас Всеволоду южные страсти, половецкие дела. Забыл сын основателя Москвы Юрия Долгорукого, что отец княжил на киевском престоле, над которым простерлась теперь тень половецкой опасности. Не хочет вмешиваться, не хочет помогать...
С северо-востока Руси мысленный взгляд создателя «Слова» скользил на запад — к Смоленску и дальше, на юг — к стольному Киеву. Эти княжества сами страдали от бед-нашествий.
«Ты, храбрый Рюрик, и Давыд!.. Не ваши ли воины злачеными шлемами в крови плавали? Не ваша ли храбрая дружина рыкает, словно туры, раненные саблями калеными, в поле чужом? Вступите же, господа, в золотые стремена за обиду нашего времени, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!»
Может быть, южные князья откликнутся? И он обращается к отцу Ярославны, жены Игоря, галицкому князю Ярославу Осмомыслу. Галицкое княжество стояло тогда в ряду сильнейших. Связанное дружбой с Византией и западными странами, уставленное неприступными замками-крепостями, удаленное от половецких степей, получавшее огромные выгоды от оживленной торговли, Галицкое княжество, а значит, в первую очередь князь Ярослав да его бояре известны были сказочным богатством, желая выказать которое князь приказал изготовить себе золотой трон.
Дворец его, расположенный рядом с белокаменным собором, занимал вершину высокой горы, на которой раскинулся стольный Галич. Многочисленные покои, украшенные утонченно и изысканно, поражали великолепием. А в центре самого высокого и просторного зала, отделанного со всей мыслимой изощренностью, сиял поднятый на возвышение тот самый Ярославов престол...
Правда, за царственной роскошью и великолепием скрывалась для Ярослава жизнь непраздная, полная ежечасной борьбы со строптивым галицким боярством, которое не раз заставляло его, спасая жизнь, покидать родной город, искать убежища в иных землях.
Но, как считал автор «Слова», внутренние неурядицы должны отступить перед общей опасностью. Тем более что в плену у Кончака томился не только Игорь, зять Ярослава Осмомысла, но и внук — юный Владимир Игоревич. Отсюда высокая страсть призыва: «Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованном престоле, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота... Страх перед тобой по землям течет, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отцовского золотого престола в султанов за землями. Стреляй же, господин, в Кончака, поганого кощея, за землю Русскую, за раны Игоревы!..»
Следом обращается он к волынским князьям: «А ты, храбрый Роман, и Мстислав. Храбрые замыслы влекут ваш ум на подвиг. Высоко летишь ты на подвиг в отваге, точно сокол, на ветрах паря, стремясь птицу в дерзости одолеть... Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу!
Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича — не худого гнезда соколы-шестокрыльцы!.. Где же ваши золотые шлемы, и копья польские и щиты? Загородите Полю ворота своими острыми стрелами, за землю Русскую, за раны Игоря, храброго Святославича!..»
Не было единства на Руси не только в отношении борьбы с половцами. На западе границы русских земель уже трещали под напором княжества Литовского и крестоносцев. И здесь увидел автор «Слова» то же, что и повсюду: «Один только Изяслав, сын Васильков, прозвенел своими острыми мечами о шлемы литовские, поддержал славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве литовскими мечами изрублен...»
Автор «Слова» с болью видел, как дымом развеивается Русь, как то одна, то другая земля подвергается опустошительным набегам. Он чувствовал сердцем будущие грозные напасти — взятый немцами Псков, грозно нависшую над новгородскими владениями «свейскую» державу, придвинувшуюся к Москве литовскую границу и, главное, грядущее нашествие Батыевых полчищ—и призывал:
«Ярославовы все внуки и Всеславовы! Не вздымайте более стягов своих, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо потеряли уже дедовскую славу! В своих распрях начали вы призывать поганых на землю Русскую, на достояние Всеславово. Из-за усобиц ведь началось насилие от земли Половецкой ! О, печалиться Русской земле, вспоминая первые времена и первых князей!»
Насколько выше мелких политических расчетов, сиюминутных удач, к которым стремились правители, выше розни и бесчестья, мелкой выгоды и копеечных обманов был этот человек, автор «Слова о полку Игореве»! Оставаясь современником происходящего, он так опередил свое время и так решительно сломал тесные идейно-политические рамки периода феодальной раздробленности, что у некоторых исследователей появлялись сомнения: полно, мог ли человек так подняться над своим временем, взмыть мыслью надо всей Русской землей и, оглядев раздираемое распрями лоскутное одеяло мельчайших княжеств, столь решительно выступить за единство родины? Откуда этот сильный одинокий голос в диком хоре мелкофеодального политического скудоумия?
Но видимо, в этом и есть один из непостижимых секретов человеческого гения, из которого выросло великое призвание всей русской литературы — настойчивое стремление к исправлению общественных недостатков. В хаосе кровавых буден феодальной раздробленности, осложнившихся жестокими поражениями от внешних врагов, создатель «Слова» думал о будущем родины и даже реально видел, каким оно должно быть. Оглядываясь в прошлое, переплавляя печальный исторический опыт, он видел и звал грядущее, которое не мыслил без единства.
Пройдет век с небольшим, и начнется долгий и непростой процесс собирания Руси вокруг Москвы. Но до этого было далеко, а до страшных бед и испытаний гораздо ближе. Карл Маркс справедливо увидел в «Слове о полку Игореве» «призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ».
В год, когда создавалось «Слово», уже содрогались от топота низкорослых косматых коней нукеров 30-летнего Темучина — будущего Чингисхана степи лежавшей за сорока землями Азии. Мелкие татарские и монгольские племена одно за другим покорялись хану-предводителю. Начинал раскручиваться гигантский водоворот, в воронке которого скоро станут исчезать целые народы.
Тангутские скотоводы и китайские земледельцы, индийские брахманы и персидские купцы, русские смерды и половецкие всадники не ведали, конечно, что минуют несколько быстролетных десятилетий и обозримый мир изменится неузнаваемо. И сами могущественные половцы, чьи каленые сабли теперь легко доставали до сердец русских княжеств, окажутся на смертельной черте, переступят ее и, отдав степь новым «находни-кам», исчезнут навсегда. Имя их и рассказы о грозных деяниях останутся только на страницах восточных хроник, русских летописей да в гениальном, пронзающем сердце «Слове о полку Игореве». Такие настанут смерченосные времена...
Трудный путь, полный потерь, лишений и изнурительной борьбы за саму возможность жить, скрывался для Руси в грядущем времени и приближался неумолимо — не миновать!
Пройдет ли Русь эту столетиями измеряемую череду тяжелых испытаний? Осилит ли дорогу, на которой многие народы исчезнут без следа?
Осилит! Залогом тому служили трудолюбие русского народа, его глубинная самобытность, извечное стремление к свободе и готовность на великие жертвы ради Отечества.
|
