|
«НАЧАЛО ОТЕЧЕСТВА» ГЛАВА III. БОРЬБА
Киевские вихри
В 1054 году умер Ярослав Мудрый. Но не только печалью о князе, правившем на Руси едва ли не 40 лет, стал памятен этот год. Два события, быть может внешне и не связанных меж собой, сделали его переломным, положили начало большим переменам в жизни Древнерусского государства. Во первых, пробились на поверхность и стали фактом политической жизни уже давно подспудно копившиеся тенденции феодальной раздробленности: умирая. Ярослав был вынужден поделить землю между сыновьями. Старший, Изяслав получил стольный Киев, средний, Святослав — Чернигов младший, Всеволод, — Переяслвль.
Раздробленность — закономерное явление в жизни феодального общества. Подобно тому как ком рыхлой руды, разрушаясь в плавильной печи, превращается в слиток железа, слабые феодальные государственные объединения, пройдя через период феодальной раздробленности, становились затем мощными централизованными государствами. Так было не только на Руси, но и во многих других странах средневековья.
Во-вторых, вступление Руси в этот тяжелый период по воле исторической судьбы совпало с началом половецких набегов. В 1054 году на Русь вторгся передовой отряд половцев во главе с Болушем половецкие племена появились в причерноморских степях и середине XI века. Они, как и другие кочевые объединения, состояли из большого числа отдельных родов, именовавшихся исками, а во главе племен стояли влиятельные князья-ханы. Особенности кочевой жизни, крепкие родоплеменные связи сделали такие объединения сильными в военном отношении. «У кочевых пастушеских племен, — писал Карл Маркс, — община всегда собрана вместе; это общество спутников, караван, орда, и формы субординации развиваются у них на основе этого образа жизни».
В середине XI века сильные своей родовой сплоченностью половецкие орды приблизились к русским границам на всем их протяжении и целиком заняли южные степи.
Зимой они отходили к югу — на побережье Черного моря. А с началом теплого времени кочевья начинали медленно двигаться на север, в бескрайние ковыльные степи — прекрасные пастбища для скота... Обычно к началу осени орды вплотную подходили к русским границам. К этому времени уже готовы были к грабительским рейдам откормленные и выезженные кони, и половцы собирались на русские хлеба, дозревавшие на политых крестьянским потом полях.
Осенью и начинались внезапные набеги. «В один миг половец близко — и вот уж нет его! — писал византиец Евстафий Солунский. — Сделал наезд и стремглав, с полными руками хватается за поводья, понукает коня ногами и бичом и вихрем несется далее, как бы желая перегнать быструю птицу. Его еще не успели увидеть, а он уже скрылся из глаз!»
Никто, конечно, не подозревал тогда, что эти события — раздел Руси и первое вторжение половцев — знаменуют начало нового трудного времени, что внутренние распри, в которых с готовностью будут участвовать степняки, ослабят страну и поэтому борьба с постоянными набегами будет крайне тяжелой. То переплетаясь, то расходясь, эти две военно-политические линии на полтора века определили судьбу многих русских земель.
Споры из-за земель начались уже вскоре после смерти Ярослава. А в 1067 году вспыхнула открытая война: взбунтовался племянник Ярослава Всеслав Полоцкий и самовольно занял Новгород. На его усмирение, несмотря на жестокие морозы и обильные снега — дело было в феврале, — выступили все три Ярославича. 3 марта сошлись противники на реке Немиге в Западной Руси. Ярославичи одолели, и Всеслав бежал с поля боя.
Летом послали Ярославичи за Всеславом, призывая его прийти в Киев и миром решить все дела. При этом принесли братья крестное целование в том, что не сотворят Всеславу, если он придет, никакого зла. Крестное целование — клятва из клятв! Явился Всеслав в Киев. Но был он там не с почетом принят, а немедленно схвачен и «всажен» в крепкий «поруб»-темницу. Обычным делом на Руси становилось вероломство и клятвопреступление среди феодалов.
Внутренние столкновения побудили к действиям внешних врагов. Едва справившись с Всеславом, Ярославичи были вынуждены защищать Киевскую землю от половцев, которые вторглись на Русь весной 1068 года. В ночной битве на реке Альте русские дружины под командой Ярославичей и киевского воеводы Коснячка потерпели тяжелое поражение. Остатки войска, рассеявшись по степи, небольшими группами пробирались в родной город. Сюда же прибежали и двое Ярославичей — Изяслав и Всеволод, а третий, Святослав, ускакал от греха подальше в свой Чернигов, опасаясь дальнейшего продвижения половецких отрядов.
С этим жестоким поражением связано появление былины о походе на Русь половецкого хана Шарукана:
А закрыло луну до солнышка красного, А не видно ведь злата-светла месяца. От того же ведь от духу половецкого, От того же от пару лошадиного... Ко святой Руси Шурк-великан Широку дорожку прокладывает, Жгучим огнем уравнивает, Людом христианским речки-озера запруживает...
Известие о поражении взорвало и без того беспокойный из-за притеснений «сильных» людей Киев. Толпы черного люда явились на великокняжеский двор и послали сказать князю: «Вот половцы рассеялись по всей земле! Дай нам, княже, оружие и коней и еще будем биться с ними!» Простой народ Киева понимал опасность нашествия и выступил за сбор народного ополчения для борьбы с врагом.
А в княжеском дворце царила растерянность, близкая к отчаянию. Не давать оружия простому люду? Тогда кто защитит землю от половцев? Но как дать оружие народу, если совсем недавно случились в Киеве волнения и участники их, схваченные дружиной, еще сидели в холодных погребах — ждали княжеского суда?! Не обернутся ли розданные смердам топоры и копья, после того как будет разгромлен враг, против бояр-притеснителей, душивших ремесленный и торговый люд вирами да продажами и обиравших крестьян до последнего снопа?
«Нет, — решил Изяслав, посоветовавшись с боярством, — не получит «чернь» оружия! Лучше уж половцам предаться, чем вооружить народ!»
Ни с чем ушли возмущенные люди с княжеского двора. В гневе бросились они к терему бездарного воеводы Коснячка — и вмиг разнесли его двор. После этого часть восставших пошла вызволять томившихся в холодных погребах участников предыдущих киевских волнении, а вторая половина вернулась на княжеский двор. Изяслав с ближней дружиной сидел на сенях — в легкой поднятой на столбы летней постройке, предназначенной для пиров и совещаний. Вел бесконечный совет, решал, что делать. К внешним напастям добавились внутренние — все сплелось в единый клубок! Не мог князь ума приложить, как его распутать. А тут еще вспомнилось, что сидит в дальней тюрьме-«порубе» обманутый Всеслав Полоцкий. А ну как вырвется на свободу! Славен он среди простонародья — вещая душа в отважном теле!
Люд киевский, став у сеней, начал кричать и пререкаться с князем, требовать оружия и наказания виновных в поражении. Князь стоял у окошка, слушал крики и совсем уже не знал, что делать, — так разгулялся буйный смерч восстания.
«Видишь, князь, людье взвыло, — сказал один из бояр. — Пошли слуг, пусть крепче стерегут Всеслава». Другой возразил: «Пусть лучше, призвав лестью к оконцу, пронзят его мечом!» Значит, не только преступить крестное целование, но и кровь пролить? На такое не решился Изяслав, не отдал приказа.
А народ, кинув новый клич, пошел к темнице, где уже много месяцев томился Всеслав. Разогнав сторожей и сломав запоры, черный люд освободил полоцкого князя.
Восстание достигло высшего накала, и Изяслав, не выдержав, второй раз за последние дни бежал с поля боя — на этот раз от своей взбунтовавшейся столицы. Освобожденный Всеслав был приведен на княжеский двор и здесь в день 15 сентября 1068 года провозглашен князем Киевским.
Но правил он недолго. Через 7 месяцев, приведя с собой войска польского короля Болеслава Смелого, Изяслав сверг полоцкого князя и снова занял киевский стол. Своих сентябрьских страхов он не забыл: 70 активных участников вызволения Всеслава были казнены, многих — и виноватых, и безвинных— ослепили. С этого времени стал Киев яблоком раздора, из-за которого то и дело вспыхивали феодальные споры.
Обладание Киевом соединялось с понятием «старейшинства» среди всех князей. Кто в Киеве правит, тот и глава всем князьям русским! Изнурительная борьба за киевский стол то и дело выливалась в кровавые столкновения, оплетенные сетью заговоров и обильно сдобренные вероломством. Все это стало тяжким бременем для простых жителей многих русских княжеств — крестьян и ремесленников. Ведь это их жилища горели в огне яростных штурмов, их поля вытаптывались конницей, их дворы грабились «удалыми» воями то одного, то другого правителя.
Иногда, если вконец истощались силы соперников или занимал киевский престол сильный и авторитетный князь, как было, например, при Владимире Мономахе, эта борьба затихала. Но проходило несколько лет — и распря вспыхивала с новой неостановимой силой. Коль не хватало своих войск, князья призывали на помощь то степняков, то варягов, то поляков, то литовцев, и тогда страдания народа от внутренних усобиц умножались на насилие внешних врагов.
А противники Руси не теряли времени, видя разброд и несогласие среди русских княжеств. Одна местность за другой подвергались опустошительным набегам, а то и вовсе отторгались от Русской земли и включались в состав других государств. К концу XIV века, например, граница Великого княжества Литовского проходила всего в сотне верст от Москвы!
|
