|
Мифологический Словарь СЛАВЯНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
БЕСЫ
в древнеславянских языческих религиозно-мифологических представлениях злые духи (следы такого употребления термина — в архаичных фольклорных текстах, особенно в заговорах). Из языческой терминологии слово попало в христианскую традицию, где было использовано для перевода греч. 6eu|ioveg—демоны. В старых церковных поучениях против язычества слово «Б.» продолжало использоваться в первоначальном значении «злой дух», хотя категория злых духов расширена за счёт включения сюда старых слав, языческих богов (Перун, Белес, Мокошь и др. называются здесь тоже Б.).
В христианских религиозно-мифологических представлениях Б.— духи зла, антагонисты троицы и ангелов, слуги, воины и шпионы дьявола, «враги невидимые» человеческого рода. Как сеятели дурных внушений, болезней (особенно душевных расстройств — «беснования») и всякой скверны и порчи, как разрушители социальных связей, с особенной ненавистью относящиеся к браку и строящие против него всякие козни, Б. сопоставимы со злыми духами различных мифологий, начиная с самых примитивных. Но согласно христианским представлениям, Б. не только опасны, как амбивалентные фольклорные персонажи, но абсолютно злы и не могут быть партнёрами никакого договора, ведущего к добру.
Идейный комплекс «священной войны» против злых духов сближает христианские представления о Б. с иранской мифологией (мотив борьбы с дэвами); но с точки зрения христианства живущее в Б. зло — не свойство, изначально присущее их природе, а следствие ложного выбора их свободной воли. Б. и сам дьявол — не порождение какой-то иной, неподвластной богу «теневой» стороны бытия (как Ангро-Майнью в его отношении к Ахурамазде), но создание самого бога, его неверные слуги.
Когда-то они были ангелами, но не сохранили «своего достоинства» (Иуд. 6), отпали от бога в акте измены и стали «ангелами сатаны» (Апок. 12, 9 и др.), «ангелами бездны». (В церковно-славянском и русском народном обиходе иногда было принято называть Б. в отличие от добрых ангелов «аггелами», что соответствует орфографии, но не произношению греч. слова ауугХоо,, «ангел».)
От своего ангельского прошлого Б. удержали, хотя и в умалённой мере, прерогативы сверхчеловеческого знания и могущества, поставленные у Б. на службу злу. Помимо несвязанности условиями пространства и власти над стихиями, они имеют возможности тонкого проникновения в ход человеческих мыслей и вкладывания в ум и сердце человека нужных им внушений. Но Б. не обладают полным и достоверным знанием о глубинах человеческих душ; тайное решение очень твёрдой и праведной воли имеет шанс скрыться от глаз Б.
Деятельность Б. как искусителей направлена на всех людей, но с особым вниманием они относятся к монахам, аскетам и пустынникам, находящимся с ними в отношении объявленной войны (отшельники ранней поры монашества с особым намерением избирали для проживания места, пользовавшиеся наиболее недоброй славой по части «нечистой силы», чтобы сразиться с Б. в самом их гнезде). Уже основатель христианского монашества египетский пустынник 4 в. Антоний Великий стал героем красочных рассказов о преодолении бесовских кс ней.
Б. имеют общую с ангелами способность быть невидимыми и являться людям лишь по собственному прок волу. Образ, который они принимаю также зависит от их выбора; а та как самая сущность бытия Б.— лона образ этот — фальшивая видимость, маска. По характерной русской поел* вице, «у нежити своего облика неона ходит в личинах».
Чтобы добиться полного доверия соблазняемого Б. могут принять образ светлого aнгела или даже Иисуса Христа. Явившиеся в этом образе Б. говорят возгордившемуся монаху о его святости и богоизбранности (частый агиографеческий мотив), а малодушного, напротив, запугивают мнимой неизбежностью его осуждения (итальянская легенда о молодом ученике Франциск; Ассизского, которому учитель велел ответить сверхъестественному посетителю простецкой, намеренно грубо! бранью, после чего Лже-Христос исчез с сильным шумом и серным запахом).
Считается, что видения, инспирированные Б., вызывают тяжело* чувство смущения и тоски или, напротив, судорожной весёлости, которыми они сопровождаются (обычный симптом видимой или невидимой близости Б.— тошнота, ср. название Б. в русском фольклоре — «тошная сила»). Чтобы вкрасться в доверие, Б. принимают облик реальных отсутствующих людей, напр, друзей соблазняемого (легенда о Феодоре и Василии Печорских). Другие личины нужны Б. для побуждения похотливых чувств, обычно в пустыннике (явления в виде женщин, напр., герою апокрифической повести о Мака-рии Римском); тоскующую вдову Б. могут навещать и ласкать в обличье её умершего мужа и т. п.
Для позднего западноевропейского средневековья особенно характерны представления о Б., предлагающих себя для блуда мужчине — в виде женщины («суккуб»), а женщине — в виде мужчины («инкуб»); представления эти не чужды Византии (в «Житии Василия Нового», 10 в., упоминается грех соития с Б.) и Древней Руси («Повесть о бесноватой жене Соломонии», 17 в.).
Третий род личин — гротескные подобия фантастических, уродливых чудовищ (огнедышащий змий, псоглавец, «единарок», напоминающий одноглазых киклопов) или животных, либо хищных и опасных (лев, медведь, волк и т. п.), либо «нечистых» и внушающих отвращение (жаба, ср. Апок. 16, 13, мышь и т. п.). Сюда же примыкают образы чёрного пса, а в Западной Европе — чёрного кота (в порядке ложной этимологии связывавшегося с наименованием средневековой ереси катаров).
Фольклор часто представлял Б. в обличье иноверцев (иудеев, мусульман) и иноземцев, либо наиболее экзотических( «чёрные мурины», т. е. эфиопы,— постояннoe обозначение Б. в старинной русской литературе), либо, напротив, наиболее известных и одиозных (ара-1Ы в византийской литературе, ляхи t литвины в древнерусских текстах).
Тёмные фигуры «муринов» являются 1учить и томить после смерти человека то душу, вышедшую из тела и страшащуюся неведомого пути. Наиболее обычный образ Б. в народной фантазии и в иконографических традициях Православного и католического средневековья совмещает антропоморфные и териоморфные черты, приближаясь в »том отношении к языческому образy сатира или фавна: он тёмен, рогат, хвостат, ноги его оканчиваются копытцами, хотя в воспоминание о своей изначальной ангельской природе он имеет крылья (впрочем, в западной традиции это обычно крылья летучей мыши — еще одного «нечистого» животного).
Особенно богатой иконография Б. становится на исходе средневековья. «Дьяблерии» на Западе и аналогичные явления русской фантазии неразрывно связаны с судьбами низовой сатиры. Образы Б. как мучителей грешников в аду у Данте («Божественная комедия»), отмеченные неприкрашенной убедительностью, сохраняют связь с ортодоксальной традицией.
Средневековая демонология разработала ряд классификаций Б., объединявших их либо по принадлежности к тем или иным природным стихиям, либо— к воплощаемым ими порокам. Подробные перечни Б. строились соответственно делению их на три иерархических уровня (как и ангелов). Их наделяли функциями, соответствовавшими функциям различных должностных лиц при королевских дворах: адские церемониймейстеры, управители и пр.; они носили титулы маркизов, графов, виконтов и др. Число Б. варьировалось от 133 306 668 до 44 435 556.
|
