|
Из Энциклопедии Брокгауза и Ефрона |
|
Литовская мифология
— Несмотря на богатство источников в форме исторических свидетельств о древнем Литовском богопочитании, этнографических данных и народно-поэтических мотивов, сохраняющих дохристианские воззрения и верования, Литовская мифология до недавнего времени еще мало была разработана, хотя и поражала своею мнимою цельностью и якобы строго выработанной системою. Фантастические историки литовского быта и народа нашли в литовской мифологии следы "веры индийской, ирано-персидской, кельто-галльской, греко-римской и скандинавской" (L. Rogalski). M. О. Коялович, отрицая за Л. народом музыкально-этнографическую самобытность, его 300-летнюю письменность и право на современную областную литературу, в Литовской мифологии открыл следы древности и обособленности; она, по его мнению, совмещает в себе высшие отвлеченные понятия древнейших религий и выработанную, законченную форму греко-римского язычества. Филологический поход против богов Литовской мифологии, созданных Нарбутом, Крашевским, Стрыйковским, Ласицким, имел разрушительные последствия. Микуцкий, Акелевич, Мержинский, Карлович доказали, что как Ласицкий, так и Нарбут не знали по-литовски, а последний, сверх того, увлекался, поэтизировал. Еще Киркор (см.), однако, излагает Л. мифологию по старому шаблону, особенно когда касается загадочных бронзовых и каменных идолов, сохраняющихся в виленском музее древностей. Много фантастического и в книге И. Фекенштедта "D. Mythen, Sagen u. Legenden der Zamaiten" (1883), как это ясно показал Карлович в статье "La Mythologie lithuanienne et Mr. Veckenstedt" ("Mélusine"). Даже в новейших трудах Узенера ("Götternamen", Бонн, 1894) и Сольмсена ("Litauische und lettische Götternamen") фигурируют такие боги и богини как Bezleja, богиня вечерней темноты (читай — bežleja, темнеет), или Apidome — бог перемены жилища (читай — apideme, по-жмудски поле между хатами или ограда, огороженное место для скота). Краткие известия старых писателей — Тацита, Вульфстана и др. — до конца XIII в. отличаются большею правдоподобностью, нежели выработанные системы протестантов и контрреформаторов-иезуитов в XVI и XVII вв. Весьма вероятно, что на Литве у латышей и в Пруссии каждая область имела своего отдельного бога, который только в ней считался самым высшим, но в отношении к целому народу сравнительно с племенными богами являлся подчиненным божеством. По свидетельству Иеронима Пражского, проповедовавшего в Литве в начале XV в., предметы обожания в различных местах были различны. В одной местности почитали змей, в другой — огонь, в третьей — солнце или железный молот редкой величины. На вопрос, обращенный к жрецам, в чем смысл почитания молота, они ответили, что однажды в течение нескольких месяцев не было видно солнца, которое какой-то могущественный царь захватил и держал взаперти в укрепленной башне. Тогда знаки Зодиака огромным молотом разбили башню и, освободив солнце, возвратили людям. Инструмент, с помощью которого люди снова получили свет, стал предметом почитания. Единственный правильный путь к объяснению основ Л. мифологии указан еще в 1841 г. Прейсом ("Ж. M. H. Пр.", ч. 26): не увлекаясь предвзятым взглядом, нужно изложить систему Л. религии на основании критики историко-бытовых свидетельств. Этот метод положен в основу исследования проф. Л. Мержинского "Mythologiae Lithuanicae Monumenta". В 1 выпуске (1892) собраны все свидетельства о Л. богопочитании от Тацита до хроники Альбрехта фон Бордевика, 1298-1301 гг. Во 2-м выпуске (1896) рассмотрены свидетельства писателей XIV и XV веков, особенно Дуисбурга, записки крестоносцев и др. Из изучения Мержинским латинских свидетельств выясняется, между прочим, что слова idola, simulacra, templa употребляются совсем не в смысле деревянных, каменных, бронзовых или железных изображений богов и их святынь, а только в переносном значении почитания сил природы, небесных светил и духов предков. Местом почитания служила природа: лес, жниво, луг или же дом, домашний очаг, части дома и усадьбы, в которых происходили и происходят по настоящее время аграрные обряды сельскохозяйственного характера при первом выгоне скота, окончании жатвы, молотьбе, обработке льна и т. п. Что на Литве еще в XVII веке люди якобы имели прямые отношения к дьяволу, летали, как раганы-лятавицы, на гору Шатрию (сборище всяких демонов на Жмуди в Иванову ночь) — видно из судебных актов сев.-зап. края, обнародованных виленской археограф. комиссией ("Сборник", том III, "Акты", т. 6 и 10). Отбрасывая ненадежные материалы, сообщенные тенденциозными писателями-протестантами или же иезуитами, повсюду ищущими безбожное чародейство и остатки язычества, можно выделить следующие главные черты литовского богопочитания. I. Литовцы почитали, как славяне и индусы, Перкуна, причем характеристичною мифическою формулою является выражение: Перкун гоняет или убивает вельнаса или велинува (черта). Вельнас — близкий родственник велей, душ умерших предков. Сцена преследования этого черта, являющегося в образе черного кота, пса, козла, человека с кожухом наизнанку и застреливаемого при помощи чудесной пули (серебр. пуговицы), происходит непременно вблизи дуба или другого какого-нибудь дуплистого дерева. Перкунопочитание тесно связано с почитанием стародавних дубов — в роде "Баублиса", прославленного поэтом Дион. Пашкевичем, — у которых приносились жертвы крашеными нитками, яйцами, сыром и др. продуктами. Под влиянием христианских легенд Перкун принимает впоследствии роль карающего и милующего бога (см. "Zur lit. Dialektkunde", стр. 7). II. Значительная часть древней Л. песенной литературы состоит из так называемых раудас — траурных или прощальных песен в роде великорусских причитаний или корсиканских voceri. В этих причитаниях упоминается слово Vele как название души умершего праведного человека. К родителям умершего, над которым причитывают, обращаются с просьбою отворить ему ворота и двери велей, взять за белы рученьки и провести на скамью велей. Молодой покойник называется зятем велей, молодая покойница — невестой велей, новопреставленный покойник — гостем велей (Veliu svetelis). В одном причитании плакальщица просит раньше умерших родственников собраться на могильном холме, чтобы, встретив новоприбывшего, посадить его на скамью велей. Белый хлеб дают покойнику в гроб для матери велей или в награду веленишам, маленьким велям, открывающим ворота. Невидимые покровители — предки из могильного мира — делаются покровителями домашнего очага и огня; отсюда возникает сильно развитое у Л. огнепоклонничество. III. Поклонение земле, которой жертвовали черного поросенка, выразилось в культе жемины (см.), так называемом жеминеляуть, в начале земледельческого года, во время вывоза навоза и при начале вспашки. Культ матери земли переобразовался с развитием хлебопашества в культ поля. Праздник окончания жатвы ржи (пабейктуве) был связан с почитанием жатвенного или растительного демона в виде последнего остатного снопа. IV. Культ домовых и огня, называемый szventa Gabija, ażpelenie (см. Залтис). V. Души умерших людей являются в млечном пути (по-лит. — пути птиц, paukszcziu kelias), подобно тому, как у латышей северное сияние — сражение павших воинов-предков. Солнце имеет прозвище мать: Солнцевыми дочерями называются звезды. VI. Почитание леса и деревьев в святых рощах, в которых насыпались могильные холмы над остатками сожженных костей предков, связано с культом богини Медейны и заячьего бога русской летописи. VII. Культ дейв или лайм связан с так называемыми камнями богинь (фей, парк, рожениц), которые считались богинями плодородия и домашнего счастия, покровительницами жита и скота. VIII. По отзывам средневековых проповедников и миссионеров, у литовцев строго соблюдался обычай поминальных обедов в честь умерших предков в осеннее время, в октябре месяце, посвященном памяти покойников. Л. боги — продукт воображения народа, глубоко почитающего души своих предков, живущего на низкой ступени земледельческой культуры, в пущах, около широко разливающихся рек, и отличающегося терпимостью к чужим вероисповеданиям. Жрецы призывались для объяснения сновидений, для ворожбы, но главные священнодействия совершал, вероятно, домовладыка, а в делах государственных — народ и князья.
Ср. "Об изучении Литовских мифов" (прил. к 21 т. "Изв. И. Р. Г. О."); "Катехизис" H. Даукши (стр. 100 и сл.); Dr. W. Pierson, "M. Prätorius Deliciæ Prussicae" (Б., 1871); Киркор, в "Живоп. России" (т. III); Ласицкий, в "Трудах" 3-го арх. съезда (1076).
|
