|
Из Энциклопедии Брокгауза и Ефрона |
|
Добрыня Никитич
— наиболее популярный после Ильи Муромца богатырь русского народного эпоса. Преимущественно перед другими он изображается служилым богатырем при князе Владимире. Былины нередко говорят о его долгой придворной службе, которая находится в связи с его природным "вежеством". Часто князь накидывает на него службу: собирать дани, отвозить дани, выручать княжую племянницу и проч.; часто и сам Добрыня Никитич вызывается охотой исполнять поручение, от которого отказываются другие богатыри. Вообще между всеми богатырями Добрыня Никитич — лицо самое близкое к князю и его семье, исполняющее их личные поручения и отличающееся не только храбростью, но и дипломатическими способностями. Иногда Добрыня называется князем (Киреев. II, стр. 11) и племянником Владимира (Киреев. II, 19, 22, 45). Он учился читать и писать (Киреев. II, 49) и отличается разнообразием дарований: он ловок, на ножку поверток, отлично стреляет, плавает, играет в тавлеи, поет, играет на гуслях. Былинные сюжеты, прикрепленные к имени Д.: 1) Д. бьется со змеем Горынычем на р. Пучае (иначе Израе) и освобождает племянницу князя Владимира Забаву Путятичну или его дочь Марфиду, или сестру Марью Дивовну; 2) Д. вместе с Дунаем едет к королю Ляховицкому, чтобы посвататься от имени Владимира за Апраксу-королевичну, которую затем и привозит в Киев; 3) Д. встречается с паленицей Настасьей, бьется с ней в затем женится на ней; 4) Д. уезжает надолго от жены, которая собирается выйти замуж за Алешу Поповича. Приезд Д. расстраивает свадьбу; 5) Добрыня Никитич оскорбляет волшебницу Марину, которая обращает его в тура. Возвратив свой прежний вид, Д. казнит Марину (подробное изложение перечисленных сюжетов см. в книге Д. Я. Ровинского: "Русские народные картинки", т. IV, стр. 128 сл.). Былины о Д.-змееборце рассматриваются Всев. Миллером в его "Экскурсах в область русского народного эпоса" (М., 1892, стр. 32—54). Указав на сходство между Д. и змееборцами наших духовных стихов, Георгием и Федором Тироном, автор проводит между ними следующую аналогию: подобно тому, как в церковно-народной среде к имени великомученика Георгия некогда (вероятно, в Сирии) прикрепился мотив змееборства, как внешняя оболочка религиозного духовного подвига — распространения христианства, — так в былине о Д.-змееборце отразилась, в эпических чертах, энергическая и памятная некогда на Руси деятельность исторического дяди Владимира, Д., по распространению христианства, сопровождавшаяся свержением идолов и массовым крещением язычников. Для подтверждения этой мысли автор рассматривает рассказ о насильственном крещении Добрыней новгородцев, сохранившийся в так называемой Якимовской летописи, и указывает некоторые исторические отголоски в былинах о Д. Намеки на крещение автор видит в купанье Д., в названии реки — Пучае (т. е. Почайне). Летописная связь Добрыни Никитича с Путятой (выразившаяся в известной пословице: Путята крести мечем, а Д. огнем) отразилась в былине в отчестве Забавы Путятичны, спасенной Д. от змея. Отголоски летописного сказания о добывании Д. Рогнеды-Гориславы для Владимира (см. Летопись по Лаврент. списку под 1128 г.) указывает тот же исследователь в статье "Д.-сват" ("Этнографическое Обозрение", 1893, кн. XVII). Параллели к былинам об отъезде Д. и выходе его жены за Алешу Поповича указаны Вс. Миллером в турецкой сказке об Ашик-Керибе (см. "Экскурсы" — приложение, стр. 22—25 и "Ж. M. H. Пр.", 1893, № 1, отд. 2, стр. 233 и сл. См. также О. Миллер, "Илья Муромец", стр. 523; Кирпичников, "Поэмы ломбардского цикла", стр. 179, 182; Дашкевич, "Алеша Попович", стр. 49; Халанский, "Великорусские былины", гл. III, стр. 13). Подробный анализ обращения Д. Мариной в тура — золотые рога представил проф. H. Сумцов в "Этнографическом Обозрении" (1892, кн. XIII и XIV, стр. 143 и сл.), где автор приводит множество параллелей из сказок разных народов о жене-волшебнице. Одна подробность того же былинного сюжета — стреляние Добрыней в голубей, сидящих на тереме Марины — сопоставлена Вс. Миллером с талмудическим апокрифом о стрелянии царя Давида в птицу, сидевшую над моющейся Вирсавией (см. "Материалы для истории былинных сюжетов" VI, в "Этнографическом Обозрении", кн. XIII—XIV, стр. 112—115). Перечисленные исследования сюжетов, прикрепленных к имени Д., позволяют сделать следующие выводы о былинной истории этого богатыря. В дотатарском периоде существовали предания и песни, в которых значительную роль играл родственник и воевода кн. Владимира Д. Наиболее древний мотив, прикрепленный к имени Д. в былинах, — его роль как змееборца и свата. В обоих сюжетах еще могут быть отмечены кое-какие исторические отголоски. Первый сюжет был обработан в былину, по-видимому, на севере, в Новгородской области, о чем свидетельствует новгородское предание о змияке (см. Вс. Миллера, "Материалы для истории былинных сюжетов", X, "К былинам о Д.-змееборце", в "Этнографическом Обозрении", кн. XV, стр. 129—131). Может быть, и основная былина о добывании Д. жены (Рогнеды) для Владимира сложилась на севере и затем вошла в киевский цикл. Былина о Д. в отъезде — не что иное, как восточная сказка, прикрепившаяся к имени Д.; неблаговидная роль Алеши Поповича указывает на позднее время (не раньше XVI в.) внесения этой сказки в былинный эпос, когда он вошел в репертуар скоморохов. Былина о Марине — переделанный в былину сказочный сюжет о жене-чародейке. Если имя Марины одновременно переделке сказки в былину (что довольно вероятно, по отсутствию вариантов имени и некоторым деталям, напр. обращению Марины в сороку), то былина, может быть, сложена в XVII в. Наконец, имя Д. внесено и в песню безымянную, не относящуюся к былинам. Это — песнь о добром молодце и р. Смородине (Киреев. II, стр. 61). Мотивом введения имени Д. (вместо доброго молодца) послужило то, что Д. в былинах также подвергается опасности утонуть в реке Пучае.
|
