|
100 великих авантюристов Автор-составитель И.А. Муратов
Джованни Джакомо Казанова
(1725 — 1798)
Великий итальянский авантюрист и любовник. Много путешествовал по Европе. Был принят монархами — Екатериной II, Фридрихом Великим, Людовиком XV. Обладал разносторонними интересами Перед современниками представал как писатель, переводчик, химик, математик, историк, финансист, юрист, дипломат, музыкант, а также картежник, любовник, дуэлянт, тайный агент, розенкрейцер, алхимик С 1782 года проживал в Чехии в замке графа Вальдштейна, где занимался кабалистикой и алхимией Автор исторических сочинений, фантастического романа "Иксамерон " (1788) В мемуарах "История моей жизни "(т 1—12, написаны в 1791—1798гг на французском языке, опубликованы в 1822—1828 гг ) описал свои многочисленные любовные и авантюрные приключения, дал проницательные характеристики современников и общественных нравов
История опубликования мемуаров Джакомо Казановы так же загадочна и необычна, как и сама его жизнь Долгое время считалось, что он погиб во время кораблекрушения, путешествуя по Балеарским островам, где незадолго до гибели закончил записки и предусмотрительно запечатал их в водонепроницаемый ящик Полвека спустя рыбаки выловили его и передали своему хозяину, а тот, в свою очередь, — лейпцигской типографии, где записки авантюриста и увидели впервые свет В полном виде, хотя и в "литературной обработке", текст мемуаров Казановы был напечатан в 1822—1828 годах в немецком переводе с французского оригинала, а затем издан на французском в 1826—1832 и в 1843 годах
Высоко оцененные молодым Гейне уже после появления первого тома, мемуары Казановы получили с этого времени всемирную известность и были вскоре переведены на многие европейские языки Его книгой восхищались Стендаль, Мюссе, Делакруа, в России — Ахматова, Блок, Цветаева
Сокращенный русский перевод мемуаров в одном томе вышел на русском языке в Санкт-Петербурге в 1887 году Но еще в 1861 году в журнале "Время", за подписью "редактор", за которой скрывался Ф М Достоевский, появилось "Предисловие к публикации "Заключение и чудесное бегство Жака Казановы из Венецианских темниц (Пломб) (Эпизод из его мемуаров)" Он отмечал, что книга Казановы совершенно неизвестна русскому читателю "Между тем французы ценят Казакову как писателя даже выше Лесажа, автора романов "Хромой бес", "История Жиль Блаза из Сантильяны" Так ярко, так образно рисует он характеры, лица и некоторые события своего времени, которых он был свидетелем, и так прост, так ясен и занимателен его рассказ"
Джованни Джакомо Казанова де Сейнгальт родился в Венеции Казанова, впрочем, так его стали называть много позже, не был настоящим аристократом Отец его неизвестен, мать, Занетти Казанова, была очаровательной, но посредственной актрисой
Молодая актриса не стремилась слишком долго задерживаться у колыбели, культ собственной очаровательной особы, стремление нравиться какими бы то ни было средствами — этим ограничивался тогда для многих, как, увы, нередко и теперь — великий закон продолжения человеческого рода Повсюду обустраивались роскошные будуары, стены и потолки которых были украшены розовенькими амурчиками, порхавшими в облаках Это был культ, но чисто внешний Вскоре придворная итальянская группа саксонского короля, снискавшая известность не усердием матери Джакомо, а благодаря мастерству известного комика Педрилло, была приглашена царицей Анной Иоанновной Пока Занетти покоряла на сцене аннингофского оперного дома петербургских ловеласов, малыша Джакомо опекали дальние родственники, решившие посвятить его Духовному званию Ему дали очень хорошее образование, он учился в Падуанском университете, затем в духовной семинарии
Молодой обаятельный аббат не мог не вскружить головы прихожанкам После службы в своей суме Казанова обнаружил с полсотни любовных записок Могли он отказать тем, кто вложил жар своей души в пылкие послания. Ведь тогда он не был бы истинным венецианцем Одно свидание следовало за Другим
Трудно сказать, мечтал ли Казанова сделаться папой, или по крайней мере епископом Однако ему пришлось снять сутану, когда епископ заметил его в парке в объятиях женщины Но экс-аббат не унывал Он нашел себе покровителей и отправился в Рим, где был представлен папе Недолгое время был священником, блистал своими проповедями, потом вдруг впал в немилость У высшего духовенства, тогда Джакомо снял рясу, надел военный мундир и отправился на службу на остров Корфу; но военная дисциплина тоже оказалась не по нему; он уехал с Корфу, побывал в Константинополе, потом вернулся в Венецию, принялся за азартную игру — обычный источник его доходов в течение большей части его жизни, проигрался в пух и прах и поступил музыкантом в театр.
Вскоре стало ясно, что Казанова — личность незаурядная. Муниципальный советник 21 июня 1760 года писал о Казакове своему другу великому швейцарскому естествоиспытателю А. Галлеру: "Он знает меньше вашего, но знает много. Обо всем он говорит с воодушевлением, и поразительно, сколько он прочел и повидал. Он уверяет, что знает все восточные языки, о чем я судить не берусь. По-французски он изъясняется как итальянец, ибо в Италии он вырос... Он объявил, что он вольный человек, гражданин мира, что чтит законы государей, под властью коих живет. Образ жизни он вел здесь размеренный, его главная страсть, как он дал понять, естественная история и химия... Он выказал познания в кабале, удивления достойные, коли они истинные, делающие его едва ли не чародеем, но я могу судить единственно с его слов; коротко говоря, личность необыкновенная. Одевается он преизрядно. От вас он хочет отправиться к Вольтеру, дабы вежливо указать ему ошибки, содержащиеся в его сочинениях. Не знаю, придется ли столь участливый человек Вольтеру по вкусу..."
Казанова играл на скрипке, даже помогал знаменитому Вивальди в сочинении ораторий, однако его гениальность выражалась не музыкой, а разговорами, целью которых было обольщение. Он льстил, иногда просто приставал, до тех пор, пока не достигал желаемого. Ради пары прекрасных глаз он переезжал из города в город, надевал ливрею: чтобы прислуживать любимой за обедом. С некоторыми он вел философские беседы, а одной даже подарил целую библиотеку. Он спал с аристократками, с проститутками, с монахинями, с девушками, со своей племянницей, может быть, со своей дочерью. Но за всю жизнь, кажется, ни одна любовница ни в чем его не упрекнула, ибо физическая близость не была для него лишь формой проведения досуга.
Впрочем, любовь была для Казановы не только жизненной потребностью, но и профессией. Он покупал понравившихся ему девиц (более всего по душе ему были молоденькие худые брюнетки), обучал их любовной науке, светскому обхождению, а потом с большой выгодой для себя уступал другим — финансистам, вельможам, королю. Не стоит принимать за правду его уверения в бескорыстии, в том, что он только и делал, что составлял счастье бедных девушек, — это был для него постоянный источник доходов.
Однажды в Венеции Казанова поднял на лестнице письмо, которое обронил сенатор Брагодин, и вернул владельцу. Признательный сенатор предложил авантюристу проехаться с ним. Дорогой Брагодину стало плохо, и Джа-комо заботливо доставил его домой. Сенатор приютил своего спасителя, видя в нем посланца таинственных сил, в существование которых глубоко верил. Казанова поселился в доме благодетеля и стал на досуге заниматься магией. Жертвы его проделок жаловались властям, но он удивительно легко увиливал от ответа. Казанова стал богатым и начал прожигать жизнь; дело дошло до открытого столкновения с представителями правосудия, и ему пришлось бежать из Венеции. Он начал странствовать — побывал в Милане, Ферраре, Болонье — и всюду азартно играл и кутил. Потом отправился в Париж — излюбленное место тогдашних авантюристов, но скоро опять возвратился на родину, и здесь его, наконец, арестовали: обвинив в колдовстве, венецианская полиция заключила его в знаменитую своими ужасами тюрьму Пьомби под свинцовыми крышами Дворца дожей в Венеции. Но через год и три месяца он бежал из тюрьмы, откуда, считалось, бежать невозможно.
Казанова не зря осваивал магию. Трудно сказать, какую роль здесь сыграли сверхъестественные силы, но ровно в полночь 31 октября Казанова с сообщником падре Бальби вышел из каземата, запертого на многие замки. В неприступной венецианской темнице он вырубил ход на свинцовую крышу. Бегство Казановы из Пьомби наделало много шума в Европе и принесло известность авантюристу.
Париж восторженно встретил молодого повесу. Он вошел в доверие к министру Шуазелю, получил от него поручение и успешно его выполнил. Он пробовал свои силы в бизнесе и торговле, но блистательно прогорал, тем не менее у него продолжали водиться деньги. Он вновь пустился в странствия: по Германии, Швейцарии, встречался с Вольтером, Руссо. Из Швейцарии он двинулся в Савойю, оттуда вновь в Италию. Во Флоренции он общался с Суворовым. Но из Флоренции Казакову выгнали, он перебрался в Турин, где его тоже встретили неблагосклонно, он вновь отправился во Францию.
Он даже испытал себя в роли тайного агента. Аббат Лавиль в 1757 году послал его в Дюнкерк проинспектировать стоявшие на рейде французские корабли и щедро заплатил за сведения (возможно, надо было проверить, не обходится ли постройка и содержание кораблей в Дюнкерке королю втрое дороже, чем частным судовладельцам. По другой версии, это была проверка их готовности перед намечавшейся высадкой в Англии). По мнению венецианца, всю эту информацию можно было получить от любого офицера.
Парижская знаменитость — маркиза д'Юфре была без ума от его больших черных глаз и римского носа. Вернувшись в начале 1762 года в Париж, Казанова убедил маркизу, что она возродится в ребенке, которого он зачнет с девственницей знатного рода, дочерью адепта (на эту роль он пригласил итальянскую танцовщицу Марианну Кортичелли). "Магическая операция" была произведена в замке д'Юрфе Пон-Карре под Парижем. В неудаче Казанова обвинил своего помощника юного д'Аранда (Помпеати), который якобы подсматривал, и подростка отправили в Лион. Повторить операцию надлежало в городе Экс-ла-Шапель, где Кортичелли взбунтовалась (Казанова забрал подаренные ей маркизой драгоценности), и венецианец доказал г-же д'Юрфе, что злые силы лишили деву разума и сделали непригодной для деяния. Маркиза отправила письмо на Луну и получила в бассейне ответ, что с помощью великого розенкрейцера Кверилинта она переродится через год в Марселе.
Видимо, маркиза была склонна верить Джакомо, который тем временем завладел ее миллионами и, спасаясь от Бастилии, поспешил в Лондон, откуда перебрался в Пруссию, где был представлен Фридриху Великому. Деньги госпожи д'Юрфе были для Казановы существенным подспорьем.
Государства Европы Казанова расценивал с точки зрения успеха своих авантюр. Англией, к примеру, он остался недоволен: в Лондоне его обобрала француженка Шарпийон, а ее муж чуть не убил Джакомо.
Снабженный письмами к высокопоставленным русским чиновникам, Казанова отправился в Россию и поселился в Санкт-Петербурге в скромной квартире на Миллионной.
"Петербург, — писал Казанова, — поразил меня странным видом. Мне казалось, что я вижу колонию дикарей среди европейского города. Улицы длинные и широкие, площади огромные, дома громадные. Все ново и грязно. Его архитекторы подражали постройкам европейских городов. Тем не менее в этом городе чувствуется близость пустыни Ледовитого океана. Нева не столько река, сколько озеро. Легкость, с которой штутгартский немец — хозяин гостиницы, где я остановился, объяснялся со всеми русскими, удивила бы меня, если бы я не знал, что немецкий язык очень распространен в этой стране. Одни лишь простые люди говорят на местном наречии".
Встреча Джакомо с княгиней Дашковой, возглавлявшей одно время Академию наук, позволила ему иронически заметить: "Кажется, Россия — единственная страна, где полы перепутались. Женщины управляют, председательствуют в ученых обществах, участвуют в администрации и дипломатических делах. Недостает у них одной привилегии, — заключает Джакомо, — командовать войсками!.." Поклонник культа любви, Казанова, не мог мириться с такой ролью женщины в науке и политике.
Живописуя нравы и быт России, Казанова часто допускал курьезы, сообщая соотечественникам о том, что русские под тенью клюквы пьют чай, закусывая кусочками самовара и сальными свечами, вытираясь стеклом. Но он правдиво описал суровый климат Северной Пальмиры. "Утро без дождя, ветра или снега — явление редкое в Петербурге. В Италии мы рассчитываем на хорошую погоду. В России нужно, наоборот, рассчитывать на скверную, и мне смешно, когда я встречаю русских путешественников, рассказывающих о чудесном небе их родины. Странное небо, которое я, по крайней мере, не мог видеть иначе, как в форме серого тумана, выпускающего из себя густые хлопья снега!.."
Казанова отправился в Москву вечером в конце мая, когда над Петербургом стояли белые ночи. "В полночь, — рассказывал он, — отлично можно было читать письмо без помощи свечки. В конце концов это надоедает. Шутка становится нелепой, потому что продолжается слишком долго. Кто может вынести день, продолжающийся без перерыва несколько недель?!"
Позже, в беседе с Екатериной II, он назвал это явление недостатком русской жизни, ибо, в отличие от России, в Европе день начинается с ночи. Императрица не согласилась с ним. Казанова иронизировал: "Ваше Величество, позвольте мне думать, что наш обычай предпочтительнее Вашего, ибо нам не надобно стрелять из пушек, чтобы возвещать населению, что солнце садится"
Древняя столица гостеприимно встретила Джакомо. "Тот, кто не видел Москвы, — утверждал он, — не видел России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает в действительности русских. В Москве жителей города на Неве считают иностранцами. Особенно любезны московские дамы: они ввели обычай, который следовало бы распространить и на другие страны — достаточно поцеловать им руку, чтобы они поцеловали вас в щеку". Трудно представить себе число хорошеньких ручек, которые Казанова перецеловал во время своего пребывания в древней столице. "Москва — единственный в мире город, — писал он, — где богатые люди действительно держат открытый стол; и не нужно быть приглашенным, чтобы попасть в дом. В Москве целый день готовят пищу, там повара в частных домах так же заняты, как и в ресторанах в Париже... Русский народ самый обжорливый и самый суеверный в мире", — так аттестовал Казанова свет середины XVIII столетия.
Он хотел стать личным секретарем императрицы или воспитателем великого князя. Трижды удостаивался аудиенции у государыни. Казанова поучал Екатерину II, как привить тутовники в России, предлагал провести реформу русского календаря. Однако счастье не сопутствовало Казакове, и он не нашел здесь того, что искал — доходную службу. Осенью того же года авантюрист покинул Россию.
В Варшаве наделала много шума его дуэль с графом Браницким, причиной которой была танцовщица Казаччи. Выстрел Казановы едва не стал для фа-фа роковым. "Войдя в трактир, Подстолий падает в огромное кресло, вытягивается, его расстегивают, задирают рубаху, и он видит, что смертельно ранен. Пуля моя вошла справа в живот под седьмое ребро и вышла слева под десятым. Одно отверстие отстояло от другого на десять дюймов. Зрелище было ужасающее: казалось, что внутренности пробиты и он уже покойник. Подстолий, взглянув на меня, молвил. "Вы убили меня, спасайтесь, или не сносить вам головы: вы в старостве, я государев вельможа, кавалер ордена Белого Орла. Бегите немедля, и если нет у вас денег, вот мой кошелек".
Набитый кошелек падает, я поднимаю его и, поблагодарив, кладу ему обратно в карман, прибавив, что мне он не надобен, ибо если я окажусь повинен в его смерти, то в тот же миг положу голову к подножию трона". Позже выяснилось, что жизнь графа вне опасности. Казанова бежал в Дрезден, потом переехал в Вену; здесь он нашел случай представиться императору, познакомился со знаменитым поэтом Мета-стазио и, наконец, торжественно был изгнан из Вены полицией. Потом он вновь появился в Париже, но его и оттуда выгнали. Он отправился в Испанию и вследствие разных приключений попал в тюрьму. После того Казанова еще долго скитался по Италии, примирился с венецианским правительством, оказав ему кое-какие услуги, и одно время жил в Венеции.
Кем же все-таки был Казанова? В разные времена знаменитый авантюрист выдавал себя то за католического священника, то за мусульманина, то за офицера, то за дипломата. В Лондоне он однажды сказал знакомой даме: "Я распутник по профессии, и вы приобрели сегодня дурное знакомство. Главным делом моей жизни были чувственные наслаждения: более важного дела я не знал".
В своих показаниях судебным властям в Испании Казанова писал: "Я, Джакомо Казанова, венецианец, по склонностям — ученый, по привычкам — независимый и настолько богат, что не нуждаюсь ни в чьей помощи. Путешествую я для удовольствия. В течение моей долгой страдальческой жизни я являюсь жертвой интриг со стороны негодяев". А мемуары он завершил уверениями, что всю жизнь был большим философом и умирает христианином.
Похождения Джакомо Казановы дают лучший ответ на вопрос, каким был знаменитый собеседник коронованных особ, узник европейских тюрем и завсегдатай игорных домов и вертепов. Он пользовался милостями прусского короля Фридриха Великого, советовавшегося с ним в делах государственного управления, был советником штутгартского князя, прививая его двору французские нравы, обедал у супруги Людовика XV, вел беседы с маркизой Помпадур. Он — авантюрист — не всегда вызывал расположение: польские приключения привели к тому, что король из-за дуэлей был вынужден выслать проходимца, который, впрочем, неплохо провел месяц при его дворе. Во Франции Джакомо жестоко расправился со стражей в доме фаворитки короля, который бросил его за решетку.
Просто не верится, что при таком обилии поездок и различных приключений (амурных и иного характера) Казанова умудрялся выкраивать время для азартных игр. Но игра, по сути дела, была единственным подлинным символом его жизни. В возрасте двадцати лет он писал: "Мне нужно как-то зарабатывать себе на жизнь, и в конце концов я выбрал профессию игрока". Через неделю игры он остался без гроша в кармане. Но, заняв немного денег, сумел быстро вернуть потерянный капитал. Его постоянно бросало из роскоши в нищету и обратно. Благодаря недюжинному уму и полному отсутствию каких-либо моральных устоев, он каждый раз неизменно находил способ полностью оправиться от очередной финансовой катастрофы и вновь бросить вызов Фортуне. В целом же удача чаще сопутствовала Казакове в азартных играх. Это, в свою очередь, дало серьезный повод многим его современным биографам прозрачно намекать, что великий авантюрист "подозрительно часто пользовался благосклонностью Его величества Случая во всем, что касалось азартных Игр".
Его любимой игрой был фараон. В этом нет ничего необычного, поскольку в то время подавляющее большинство европейских игроков из числа аристократических любителей развлечений отдавали предпочтение именно фараону. Так, например, в 1750 году, если верить "Мемуарам", во время одной из партий в фараон, которая проходила в Лионе, сумма ставок превысила 300 000 франков. Когда Казанова держал банк, ему обычно сопутствовала удача. Но однажды, оказавшись в Венеции и зайдя в игорный дом, где привилегией держать банк пользовались лишь игроки благородного происхождения, он за один день проиграл 500 000 цехинов (золотых монет). Однако вскоре ему удалось полностью компенсировать понесенные потери. Правда, основная заслуга принадлежала его любовнице, которая на собственные деньги сумела отыграть, казалось бы, безвозвратно утерянное золото.
В другой раз, когда счастье вновь изменило Казакове, еще одна дама пришла ему на помощь, но несколько иным образом: "Я играл по системе Мартингейл (система удвоения ставок), но Фортуна отвернулась от меня, и вскоре я остался без единого цехина. Мне пришлось признаться своей спутнице о постигшем меня несчастье, и, уступив ее настоятельным просьбам, я продал ее бриллианты. Но злой рок преследовал меня и на этот раз, и я проиграл все деньги, вырученные за драгоценности... Я продолжил игру, но теперь, подавленный чередой неудач, ставил понемногу, терпеливо ожидая, когда счастье вновь улыбнется мне".
Вершиной игорной карьеры Казановы стало его участие в организации государственной лотереи в Париже в 60-х годах XVIII века. Один из вельмож потребовал от французского монарха 20 000 000 франков в обмен на свои услуги по открытию и содержанию военного училища для отпрысков дворянских семейств. Король страстно мечтал о создании подобного военного заведения, но в то же время опасался во имя даже возвышенных целей окончательно опустошить государственную казну или увеличивать и без того немалые налоги. Казанова, прослышавший о финансовых затруднениях французского короля, предложил ему организовать лотерею (кстати, спасительная идея принадлежала не столько ему самому, сколько одному из его знакомых Кальзабид-жи, ставшему впоследствии компаньоном).
Два ливорнца, братья Кальзабиджи, предложили по образцу "генуэзского лото" (его принцип в общих чертах соответствует нашему Спортлото) разыгрывать лотерею на девяносто номеров. Вначале власти испытывали вполне объяснимые сомнения относительно осуществимости заманчивых планов. Но Казанова убедительно доказывал, что народ с готовностью будет раскупать лотерейные билеты и вырученные деньги наверняка принесут королю прибыль. Лотерея должна была проводиться под эгидой короны, а не от лица частных предпринимателей, что значительно укрепило бы доверие к ней со стороны обывателей и рассеяло любые сомнения относительно честности и порядочности устроителей. В конце концов предложение было принято, и Казанова был назначен официальным представителем короля, ответственным за проведение лотереи. Было открыто несколько контор по продаже лотерейных билетов, одну из которых Казанова возглавил лично.
"Намереваясь обеспечить себе постоянный приток клиентов, я объявил повсюду, что все выифышные билеты, содержащие мою собственную подпись, будут приняты к оплате и погашены в моей конторе не позднее 24 часов после окончания тиража. Услышав подобные заверения, толпы желающих приобрести билеты стали осаждать мою контору, а доходы мои сразу резко возросли... Кое-кто из клерков других контор был настолько глуп, что принялся жаловаться Кальзабиджи, обвиняя меня в махинациях, подрывающих их собственные прибыли. Но он отослал их обратно в конторы со словами: "Коль вы хотите перещеголять Казакову, берите с него пример, если, конечно, у вас достанет средств".
Первый день дал мне сорок тысяч франков. Спустя час после розыфыша тиража мой клерк принес мне список выифавших номеров и уверил меня, что выплаты по выифышам составят от семнадцати до восемнадцати тысяч франков, каковые средства я предоставил в его распоряжение.
Общая сумма, полученная от продажи во Франции лотерейных билетов, составила два миллиона франков, а чистый доход устроителей достиг шестисот тысяч франков, из которых только на Париж пришлось не менее ста тысяч. Это было совсем неплохо для начала".
Казанова больше всего ценил в жизни три вещи — еду, любовь и беседу. Свои приключения он немедленно облекал в увлекательные истории, которыми занимал общество. ("Я провел две недели, разъезжая по обедам и ужинам, где все желали в подробностях послушать мой рассказ о дуэли"). К своим устным новеллам он относился как к произведениям искусства, даже ради всесильного герцога Шуазеля не пожелал сократить двухчасовое повествование о побеге из Пьомби.
Ярче всего импровизационный дар Казановы проявился в беседе с Фридрихом Великим, когда он попеременно обращался в ценителя парков, инженера-гидравлика, военного специалиста, знатока налогообложения. Но так было всегда и везде, и нередко чем меньше он знал, тем вернее был успех. В Митаве он, сам себе удивляясь, давал полезные советы по организации рудного дела, в Париже оказался великим финансистом. В большинстве случаев достаточно было молчать — собеседник сам все объяснит. Так неплохой химик Казанова "учил" таинствам алхимии их знатока маркизу д'Юфре, так вел ученые беседы с великим швейцарским биологом и медиком А. Галле-РОМ, черпая необходимые для ответа сведения из самих вопросов. Для него Делом принципа было бить соперника его же оружием, и потому он так гордился победой над польским вельможей Браницким, вынудившим его драться не на шпагах (как он привык), а на пистолетах
Но главным оружием Казановы было слово Он с юности умел расположить к себе слушателя, заставить сочувствовать своим невзгодам (в этом, как он подчеркивал, одно из слагаемых успеха) И в Турции, как он сам уверял, Казанова не остался потому, что не желал учить варварский язык "Мне нелегко было, одолев тщеславие, лишиться репутации человека красноречивого, которую снискал всюду, где побывал"
В середине жизни наступило пресыщение, подкрадывалось утомление Все чаще в любовных делах его подстерегали неудачи В Лондоне молоденькая куртизанка Шарпийон изводила его, беспрестанно вытягивая деньги и отказывая в ласках, и великий соблазнитель решил уйти на покой Казанова приступил к пространным воспоминаниям своего века Они долго не печатались, ибо издательства, видимо, боялись его откровенностей, а следующее поколение романтиков не верило в существование самого Казановы
С 1775 по 1783 год Казанова был осведомителем инквизиции, доносил о чтении запрещенных книг, о вольных нравах, спектаклях и т п Он даже имел псевдоним — Антонио Пратолини
Три просторные комнаты в северном крыле старинного замка в живописном уголке Северной Чехии стали последним пристанищем авантюриста и писателя Джакомо Казановы Гонимый Казанова на пути из Вены в Берлин в 1785 году встретил графа Вальдштейна, предложившего дряхлеющему старцу (Джакомо шел седьмой десяток) стать библиотекарем в его замке
Здесь из-под пера знаменитого венецианца вышли "Мемуары", пятитомный роман "Искамерон", он вел оживленную переписку с многочисленными адресатами в разных городах Европы Иногда легендарный авантюрист выбирался в окрестные города, приезжал в Прагу, где в октябре 1787 года присутствовал на премьере моцартовского "Дон Жуана" Кстати, он помогал своему другу авантюристу Да Понте писать либретто к этой опере великого композитора
В музее, расположенном в замке, стоит кресло, табличка на котором сообщает посетителям, что 4 июня 1789 года в нем скончался Джованни Джакомо Казанова, а церковная метрика, представленная в экспозиции, подтверждает смерть графского библиотекаря
По словам принца Делиня, хорошо знавшего Казакову и написавшего о нем интересные воспоминания, знаменитый авантюрист мог бы считаться красавцем, если бы не его лицо Он был высок ростом, статен, сложен, как Геркулес Но лицо его отличалось почти африканской смуглостью Глаза у него были живые, блестящие, но в них читалась постоянная тревога, настороженность, эти глаза словно караулили грозящее оскорбление и более были способны выразить гнев и свирепость, нежели веселье и доброту Казанова сам редко смеялся, но умел заставить других хохотать до упаду Его манера рассказывать напоминала Арлекина и Фигаро, от этого беседа с ним всегда была интересна Когда этот человек с уверенностью утверждал, что знает или умеет делать то или другое, на поверку оказывалось, что как раз этого он и не умеет делать Он писал комедии, но в них ничего не было комического, он писал философские рассуждения, но философия в них отсутствовала А между тем в других его произведениях он блистал и новизной взглядов, и юмором, и глубиной Он хорошо знал классиков, но цитаты из Гомера и Горация быстро ему надоедали По характеру он был человеком чувствительным, способным питать признательность, но не терпел возражений Он был суеверным, жадным, ему хотелось, но в то же время он мог обойтись без чего угодно
|
