|
|
Нулевая Летопись
Введение
Крыса, то есть теперь уже Фрол, неторопливо доел свою половину сыра, затем, заметив, что я по причине полне-ейшей прострации до своей половины так и не дотронулся – невозмутимо забрал ее у меня и так же невозмутимо доел и ее. Потом спрыгнул на пол и вразвалочку подошел к норе, то есть – к Ходу. Подошел, значит, постоял, потом, как-то недовольно фыркнул и посмотрел на меня, мол, пора же уже идти, а ты всё, блин, в простра-ации! Я, даже не знаю почему, послушно встал с трубы и поплелся за ним. Хотя нет – знаю. Я же в тот момент находился в полу замутненном состоянии сознания (по причине какой-то «левой» водки), и воспринимал действительность несколько… белее, и… горячее чем она была на самом деле. То есть мне было все равно, куда и за кем идти. За крысой так за крысой. В камуфляже так в камуфляже. В дыру в стене так в дыру в стене. Да и ка-ка-я соб-ствен-но раз-ни-ца?…
Своими первыми метрами эта дыра была действительно похожа на обычную крысиную нору, продвигаться по которой можно было только ползком. Но потом, р-резко и неожиданно повернув, она превращалась в самый настоящий Подземный Ход, выложенный старинным кирпичом и освещаемый невесть откуда взявшимся факелом в руках Фрола, который брел по этому тоннелеобразному Ходу уже метрах в тридцати от меня (–Ну прям как Алиса в Зазеркалье, но только Фрол, и в Подземелье! - ещё подумалось мне тогда). И, странное дело – несмотря на свой … не очень большой рост, а значит и шаг – он как-то умудрялся брести по этому Ходу чуть ли не со скоростью велосипедиста. И мне, чтобы не отстать и не заблудиться в этом извилистом, разветвленном подземелье приходилось почти бежать за ним! Ну а он – просто брел. Вразвалочку. И неторопливо….
Шли мы довольно долго – где-то с час, и вдруг пришли… к са-мой нас-то-я-щей подземной реке! А на ее берегу была самая настоящая пристанька, вернее – причальчик, с причаленной к нему лодочкой! Лодочка тоже была настоящей (в смысле плавучести) но только сделанной не из досок, а из трех сколоченных и проконопаченных снарядных ящиков, похожих по стилю своего чёрно-жёлтого камуфляжа на Фролову куртку.
Мы сели в эту лодку, Фрол прикрепил на её носу свой факел, оттолкнулся и мы поплыли. Куда-то туда…. Вниз по течению.…
Плыли мы часа два и всё в той же гулкой, тоннельной темноте, раззвученной только потрескиванием факела да плеском волн о борта. Ну а мы с Фролом молчали. Правда, по-разному. Я молчал потому что находился в прострации, а он – потому что по своей природе был очень молчаливым. И угрюмым. И замкнутым. Поэтому мы так и плыли – тихо… абстрактно… и замкнуто….
Плыли-плыли, наконец, приплыли. К точно такому же причальчику.
Пока Фрол привязывал лодку и откреплял от ее носа факел, я вылез на этот причальчик, огляделся, и тут вроде бы начал потихоньку очухиваться. То есть выходить из прострации, а заодно и думать: - Мать – думаю – перемать! Это во что же такое я вляпался?! – Приглядевшись повнимательней я понял что вляпался в дерьмо. В смысле летучей мыши. Но я могу и ошибаться, так как в этом вопросе я не специалист.
Тут Фрол взял факел и опять побрел по какому то извилистому коридору, то есть – Подземному Ходу, только другому. Я, разумеется, поспешил за ним.
И вот спешу я за ним, спешу, а сам потихоньку все думаю. – Мать – думаю – перемать! Это во что же такое я вляпался?! Катакомбы какие-то! Крыса ещё! И мало того, что в камуфляже, так ещё же, блин, и с факелом!! И видимо заманивает куда-то…. А может и уже заманила… - И тут до меня, наконец, до-шло – БЕЛАЯ ГОРЯЧКА! Как же я сразу не догадался, ведь это же было ясно с самого начала… И ВДРУГ… ФРОЛ… ПРО-ПАЛ! Просто взял и… пропал! Вместе с факелом! Но темнее от этого не стало, так как где- то впереди вдруг забрезжил дневной свет.
Я растерялся, испугался, и начал озираться, в надежде хоть где-нибудь увидеть Фрола. Ведь у нас, у белогорячечников, есть такая примета – если уж очутился в какой ни будь особенно темной белой горячке, то ни в коем случае ни-че-го в одиночку не предпринимай, а найди какого ни будь знакомого тебе черта и вплоть до полного очухивания просто сиди с ним рядом, не то – пр-ропадешь. Но! Никакого знакомого мне чёрта в этих подземельях не было, а был только Фрол, да и тот куда-то пропал. И поэтому, чтобы не пропасть еще и самому, я принялся его звать: - Слышь, крыса! Ты где? – позвал я его (я ведь тогда еще не знал, что его зовут именно Фрол, и поэтому позвал его по «национальности»). А в ответ – ти-ши-на… - Крыса, не балуй! А не то ведь…- начал было я, но тут же осёкся, поняв всю тщетность своей угрозы. - Да-а…- подумал я тогда - …похоже, вляпался я по серьёзному – и чтобы хоть чем-то занять оставшееся до моего полного очухивания время (а я был абсолютно убежден, что нахожусь внутри своего белогорячечного помутнения, которое невозможно перебороть, а можно только переждать) я пошел на тот брезжащий в конце тоннеля дневной свет.
Вышел. На свет. В смысле на воздух. Ну то есть на поверхность. Посидел.… Проморгался…. Прокашлялся…. Наконец окончательно прозрел и начал осматриваться.…
Я сидел на камне у подножия небольшого холма, рядом с выходом из подземелья. Выход, в отличие от входа похожего на обычный крысиный лаз, был самым, что ни на есть настоящим – свод, ступеньки, приоткрытые чугунные двери и все такое (в смысле ржавчины и паутины). Прямо передо мной расстилался обычный средний пейзаж наших средне возвышенных широт – перелески… пролески… просеки… проселки… а ближе к горизонту все это сливалось в одну сплошную дремучесть. В общем, ничего необычного. И тогда я посмотрел на холм, вернее – холмы, ведь их оказалось несколько. Все они были невысокими и плотно приросшими друг к другу. На вершине «моего» холма (то есть того, из которого я вылез) был… памятник! Вернее – как бы такой огро-омный бюст на каменном подбюстке! Он изображал какого-то лысого, бородатого мужика, но мне этот мужик был виден только в затылочный полупрофиль, то есть как бы на три задних четверти, ведь смотрел то он не на меня с этим дремучим горизонтом, а куда то туда, за холмы. Я встал и начал подниматься на «свой» холм, что бы получше рассмотреть и этого мужика и то на что же он так внимательно щурился.
Шаг…. Другой…. Третий.… Четвертый…. Холм кончился и за ним… я увидел… город Глупов… который никогда до этого в мои горячки не являлся… а тут вдруг взял и… я-вил-ся… и я его сразу же почему-то узнал… хотя до этого ни разу не видел.…
ВДАЛИ… СИЛУЭТОМ… НА ФОНЕ ОГ-РОМ-НО-ГО ЗАХОДЯЩЕГО СОЛНЦА… ЖДАЛА МЕНЯ… МОЯ МЕЧТА.… ТАКИМ… О-СО-БЕН-НЫМ, НЕ-ЗА-БЫ-ВА-Е-МЫМ СИЛУЭТОМ… ТАКАЯ… О-СО-БЕН-НАЯ, НЕ-ЗА-БЫ-ВА-Е-МА-Я МЕЧТА…. КАК БЫ НА ТАКОМ ЗОЛОТОМ ПОЛУБЛЮДЕЧКЕ… С КАК БЫ ТАКОЙ ОГРОМНОЙ ЧЕРНОЙ КАЕМОЧКОЙ (смотри обложку)…. Ведь солнце было та-ким си-я-ю-щим, и та-ким о-сле-пи-тель-ным, что все остальные цвета и предметы воспринимались в сравнении с ним лишь как чё-ёр-рная чё-ёр-рная марь.… И тут я видимо потерял сознание… Видимо от усталости… Ведь дорога сюда была трудной и долгой… Действи-тельно трудной. И действи-тельно долгой… Очень… Долгой… О-о-чень….
Открыл я глаза только на следующее утро. Сказались и усталость, и потрясение, да и все остальное. И вот значит, открыл я их и… тут же закрыл обратно! Потому что испугался. Ведь прямо надо мной стоял тощий, высокий и какой-то такой… н-е доб-рый старик, и злобно сверлил меня своим… н-е доб-рым взглядом! Но стоило лишь мне закрыть глаза как этот… ннаг-лый, ззлоб-ный старикан … са-да-нул ме-ня сво-ей ду-би-ной!! То есть посохом! Толщиной с дубину! И сделал он это впол-не всерь-ёз!…
Я подскочил как ужаленный, то есть – ударенный, схватился за перешибленную (наверное) ногу, и вы-ло-жил старику в-с-ё, что я думал о его родных, близких, и даже – дальних знакомых (да еще и умудрился вставить в эту тираду его посох. Причем - трижды).
Он спокойно и о-чень внимательно меня выслушал, потом достал из рукава карандашный огрызок, что-то молниеносно накарябал им на клочке бумаги, потом скомкал этот клочок, швырнул его в меня, развернулся и пошел в сторону … города Глупова!…
Да! Глупов действительно был! По правде! На яву! Он сиял белизной и позолотой буквально в паре верст от меня! А похож он был на… на… я даже не знаю с чем можно сравнить эту … восхитительную… ска-азочную Прелесть!?… Может с… вырастающим из изумрудной лесной кудрявости … белым-белым городом-крепостью … с воздушными-воздушными шарами над ним … с золотыми-золотыми кровлями и храмовыми куполами … и с двумя зеркальными-зеркальными небоскребами на правой окраине … в которых росно пылало молодое, только-только родившееся солнце?… А больше и сравнить-то не с чем! Ну а старик тем временем уже спустился с холмов и шел по заколдобленной… скажем так – «дороге» в сторону города Глупова.
Я, охнув и потерев раненую ногу, поднял брошенную мне записочку. Она гласила – «…Аз есьм не пень трухлявый штоб тута жданием во мхи вростати, с-собака ш-шелудивая!…». Начало было многообещающим и я, еще раз охнув, похромал вслед за стариканом, так и не рассмотрев тот бородато-лысый бюст. Потому что забыл.
Старика я нагнал только где-то на пол пути к городу. Он хмуро шагал по этой замшелой «дороге», и так же хмуро сшибал своим посохом мухоморы, впрочем, не забывая так же хмуро (а заодно и исподлобья) поглядывать на меня. Я, разумеется, держался на безопасном расстоянии и вовсю его разглядывал. Он был высоким, тощим, морщинистым, неуловимо-запредельного возраста и национальности, с длинной поповской косичкой и реденькой всклоченной бородкой. А еще у него был ястребиный профиль, косматые брови, посох и … форма! Она была черной с золотыми оторочками, а по пошиву напоминала нашу общеармейскую только куртка была удлинена ниже колен и от этого смахивала на монашескую рясу. Да и сам старикан здорово смахивал на какого-то… з-злобного, воинствующего монаха, который бродит по этой глухомани и подыскивает себе очередную жертву. Разумеется – для убийства. И скорее всего – о-очень жестокого. А может даже и звер-ско-го…. Так я и познакомился с одним из интереснейших людей на свете, которого в Глупове все называли просто и понятно - Летописец. Без всяких дополнений.
Пожалуй, свое летописное повествование (которое уже, собственно говоря, и началось, так как «Введение» строчку назад уже кончилось) мне следует начать с рассказа именно о нём – о Старце, как впоследствии я его называл. Ведь, во-первых, почти всё моё сочинение основано именно на его Трудах, с которыми он любезно позволил мне ознакомиться, да ещё и у него дома, да ещё и за чашкой его чифира (в смысле очень крепкого чая, иногда, впрочем заменяемого терпким красным вином которое Фрол (как это потом выяснилось) тырил именно у него). Во-вторых – потому что Старец, как личность интересная и в высшей степени неординарная вполне этого заслуживает. А в-третьих – потому что он мой друг. Итак –
|
