Карта Страны

 

Карта Глупова

 

Карта Острова

 

Карта Непреклонска

 

Мой дом

 

Собор

 

Разное

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Нулевая Летопись

  

Новейшее Время

 

В Новейшее Время Глупов потрясли сразу три глобальных события, кр-руто изменившие всю Его жизнь. Первое, это «Возрождение Рода Сошкиных», второе – создание «Твердыньки», а третье – изобретение «Карнавала», повлекшего за собой массовый туризм извне и прочие неожиданности. Но начнем по порядку, то есть с Сошкиных.

 

Род Сошкиных возродился из… Паши Пошехонцева! Да-да, из одного этого серенького, невзрачненького Паши, который всю жизнь тихонько прозябал на общеглуповской периферии, а потом вдруг - р-раз – и всех ошарашил! Причем в самом прямом смысле этого слова, так как он изобрел… воздушный шар.

Ну, строго говоря, не изобрел, ведь небольшие воздушные шары были в глуповском обиходе и до него, НО! Именно Паша догадался несколько «увеличить» их в размере, и тем самым кр-руто изменить и свою судьбу и общеглуповскую. А дело было так –

 

- однажды, рано утром, все глуповцы проснулись от какого-то… странного предчувствия, то ли надвигающейся, наконец, Беды, то ли чего похлеще, и радостными толпами повыскакивали в предрассветную темень. НО! Ни Беды, ни чего другого они там не увидели! Все было как обычно. Вот только откуда-то с неба тихонько хныкала балалайка….

 

Ну глуповцы поначалу-то решили, что это просто бог решил себя музычкой с утра поразвлечь, а значит не было в этом ничего странного. Но потом они подумали: - А откуда это у него балалайка?! Не иначе как спер у кого-то! – и поэтому решили не расходиться, а дождаться рассвета, чтоб увидеть, чью же он балалайку-то спер…. Ждали-ждали, и… дождались! В смысле – дотаращились! Ведь там… на розовеющем уже небе… они вдруг увидели… Пашу Пошехонцева!! Который сидел… на воздушном шаре!! И тихонько пел под балалайку… свою любимую песню про ворона (ну там: - Чёр-р-рный во-о-оран! А чё ж ты вьё-о-ошися! Да над мое-ею да го-лово-ой… - и так далее)!!… И пел он ее, вернее – задумчиво и нудно тянул, часа, наверное, два, и все это время глуповцы стояли на улицах «…поразинувши бельма со ртами…» и ошарашено таращились на него!!… А с ближайшего облака на него таращился такой же ошарашенный бог!!… Да что там бог, если даже и сам ворон нигде уже не вился, а сидел рядом с Пашей на подвешенной под шаром дощечке и, что называется, являл собою полнейшую прострацию!!…

Наконец Паша спустил шар на крышу своего дома (к которой тот был привязан каким-то специальным канатом)… спрыгнул с дощечки… потяну-улся… потом р-резко обернулся… вразвалку подошел к краю крыши… и вроде как, ненароком сплюнув на одного зазевавшегося Органа, заметил: - Ветерок зюйд-вест, но в целом погода летная. Ах, да – с добрым утром вас, з-земляне! – после чего развернулся и неспешно ушел в свою «летнюю резиденцию» (то есть в как бы такой сарай, который стоял на его краше и в котором он жил летом)!!… И т-у-т…  в-с-е-х… п-р-о-р-в-а-л-о….

 

Глуповцы толпами хлынули на крышу Пошехонцевского квартала, разметали этот сарай, выволокли из него Пашу, и «восхищенно вереща» начали подкидывать его в небо!… Пару раз, правда, уронили, с крыши на улицу, но ведь и там была толпа, которая его тут же подбирала и продолжала подкидывать дальше. Так что он толком и не покалечился.

 

Что же касается глуповских «верещаний» и «восхищений» по этому поводу, то они более чем объяснимы. Ведь именно в этот момент они вдруг ощутили себя… Небесным Народом! В смысле – Народом, Прикоснувшимся к Небу! А Пашу, который их к этому небу как бы и «прикоснул», они прям тут же так и назвали – Паша Небесный-Прикоснувший! Этим они, конечно, хотели ему польстить (а заодно и помочь ему ЗАКОННО и ОБОСНОВАННО поменять свою немодную фамилию, к чему он так давно стремился), НО! Паша… почему-то… от-ка-зал-ся!…

 

Тогда его назвали – «Небесный-Прикоснувший-Первый-Восхитительный». Но он… снова отказался!

Тогда ему к этому (второму) имени добавили два титула – английский «сэр» и индейский «собака-неба». Но он отказался и от этого, а потом… вдруг… покраснел и сказал: - Я, простите, Сошкин.

- Чего-чего?! – недопоняли глуповцы.

- Сошкин говорю! – повторил, как отрезал Паша, и «упёрся на своем как баран».

 

А с Национальными Героями, как известно не спорят, и хоть глуповцы были о-чень против, но им пришлось смириться с «…этой дурью башкой об небо ударенного пса-пашки…». Немного, правда, схитрили, и в выданных ему новых документах вроде как по ошибке написали «Сошкин-Небесный». Паша позлился-позлился, а потом успокоился. И вот – «…от этой то собаки-неба все Сошкины сташа плодиться и размножаться аки в Древние Веки. И прям же таки с тараканьими скоростями!…» - ужаснулся было Старец, но тут же сам себя успокоил – «…да и хрен с ими, не во вред же…». И в этом старик был абсолютно прав! Ведь Сошкины, вернее, тогда еще – Пошехонцевы, которые вслед за Пашей вдруг начали «массово возвращаться к своим историческим корням» (а тут-то как раз и выяснилось, что, становясь Сошкиными они к этим самым корням и возвращались. Ведь те древние Сошкины, вовсе не вымерли в Средние Века (как это предполагалось ранее), а просто… выродились в Пошехонцевых, так как тогда им эта фамилия казалась более модной и благозвучной, чем простенькое – «Сошкин») – не только не принесли никакого вреда, а совсем напротив – внесли огро-омный вклад в Общеглуповскую Сокровищницу Нации, в виде новых наук и технологий!

 

Возьмем для примера самого Пашу. Ведь оказывается он – «…тайно одержимый с детства небом как… неизвестно кто неизвестно чем…» (это цитата из его мемуаров), аж несколько лет лазил по всем Глуповским свалкам, собирал на них тряпки, сшивал их, потом обрабатывал какой-то едкой дрянью (чтоб газ не выпускали), потом придумывал сам этот газ, потом рассчитывал какую-то «подъемную тягу», потом… словом – он несколько лет угробил на все эти «тихие и никем не замеченные технологические разработки». А ведь они потом легли в основу це-лой глуповской Индустрии под названием Прикладное Воздухоплавание! И теперь у каж-до-го Глуповского Рода есть хотя бы один Родовой шар, на котором в хорошую погоду каждый желающий может подняться метров эдак на тридцать над городом (а на Ершовском и на все 50!) и поболтаться в небе обозревая окрестности, да еще и поговорить при этом с «соседями по стихии», болтающимися над соседними кварталами! И все эти полеты абсолютно безопасны, так как каждый шар болтается в небе не сам по себе, а на специальном канате, который крепится к как бы такой лебедке с барабаном (что-то вроде спиннинга), которая крепко-накрепко вбетонирована в квартальный дворик или же в особнячковую крышу.[1][1]

 

Кстати, с этой же Воздухоплавательной Индустрией связан «взлет» и еще одного Сошкина, вернее  Сошкиной, по имени… Нирвана! Да-да, той самой стриптизерши и актрисы, которую однажды чуть не прибили глуповские бабы! Так вот, эта Нирвана, после того как ей пришлось уйти со сцены, связалась с рокерами и уже под именем «Оторва» (в смысле «оторвусь от любой погони») гоняла по ночам по Глупову на мотоцикле без глушителя. И вот однажды, уже после Пашиного «взлета», она вдруг… пропала. А потом – снова нашлась! Но уже… в небе! На… самолете! Который она тайком собрала на своей даче!… А собрала она его из мотоциклетных рам, обмотанных воздушно-шаровой тканью, и мотоциклетного же двигателя! И хоть лошадиных сил в последнем было маловато – он исправно поднимал в воздух и «Уралёнок» (это название этого самолетика, данное ему в честь «породившего» его мотоцикла), и одного пассажира вместе с Оторвой (кстати, теперь ее так называли из-за того, что однажды во время полета у ее самолета оторвалось крыло, но всё почему-то закончилось благополучно).

 

Но Сошкины начали «взлетать» на Общеглуповскиий Небосклон Славы не только «чрез небо». Так, например, Звездец (потомок Звездогляда) прославился тем, что, напротив, «…пересташа пялити бельма в небо, и сташа пялити их в назёмы…» - то есть уволился из Обсерватории, спился, и от безысходности стал изучать органические разложения. И, надо сказать, весьма удачно - вплоть до названных в его честь обоих глуповских метеоритов.[2][2] А вот, скажем, Федя прославился тем, что, во-первых, стал вдруг очень наглым и всюду норовил пролезть без очереди, мотивируя это тем, что он не то умирающий, не то умерший уже инвалид всех групп сразу. Во-вторых – он вытесал себе огро-омный осиновый кол и шатаясь с ним по ночному городу начал как-то… не-хо-ро-шо посматривать вслед шарахающимся от него прохожим. И, наконец, в-третьих – скооперировавшись с одним кулибиным он придумал и выпустил в продажу передвижную, частную электростанцию марки «Упырь». Это как бы такой электромотор, который подключен (через систему шестеренок) к как бы такому огромному колесу с пружиной внутри. И когда эту пружину заводишь (навроде часов, только двухпудовым ключом-противовесом), то все это начинало крутиться, вертеться, вырабатывать из электродвигателя электричество, и тем самым «сосать кровь из монополистов от энергетики в виде слез из-за недополученных барышей». Во всяком случае, именно так значилось в Федином приговоре (его судили «За кровопийство в различных видах с последствиями», но это не помогло, ведь уже на каторге он (вместе с тем же кулибиным) взялся за разработку еще более уникального «Упыря-2», похожего на тот же (только поставленный «на попа») электромотор с ротором  в виде… заводной (или даже – само заводной) юлы). Кстати, о Кулибине.

 

Он прославился задолго до того как стал Сошкиным. И прославился тем, что был… кулибиным! То есть как бы таким изобретателем-самоучкой который все время что-нибудь изобретал и делал – начиная от какой-нибудь хитрой лопаты, которая чуть ли не сама копает (а заодно рыхлит, боронит и просеивает), и заканчивая компьютерами, Колесом Обозрения и Глуповской Городской Трамвайной Линией на Педалях. Да и к Воздухоплаванию он тоже приложил свою золотую руку, ведь и канат и лебедку для Пашиного шара изобрел именно он. А заодно и собрал Оторве ее «Ураленок». Но последнее, наверное, не считается, так как он был ее мужем и поэтому просто вынужден был это сделать (ну чтоб отстала)…. А помимо всего перечисленного Кулибин еще был и Реконструктором-Реставратором! То есть он ре-кон-стру-и-ро-вал всякие древние вещи (ну там гусли, обряды, напитки, грамоты), потом их ре-ста-ври-ро-вал, и – выставлял на всеобщее восхищенное обозрение!…  А еще он был первым официальным Глуповским археологом, с которого начался и так называемый Археологический Бум (который еще так и не кончился), и – общеглуповский интерес к Древней истории. А первым археологом он стал очень даже просто – однажды он рыл, то есть – изобретал для Ершовых какой-то слишком хитрый подземный ход и… нашел кость! Никто до сих пор не знает, чья же это кость, да и древняя ли она, но в Музее она хранится наравне с Общеглуповскими святынями под табличкой - «Археологический Артефакт (в смысле - находка) номер ноль-ноль-один». Во как! А теперь – об Истории. Вернее – об общеглуповском интересе к Ней.

 

Это была одна из самых сильных страстей всего глуповского народонаселения, ведь они увлекались (в смысле интересовались) Ею как никто другой. И это увлечение касалось аб-со-лют-но всего. Тут тебе и коллекционирование археологических артефактов; и научные дискуссии на лавочке перед домом; и так называемый «Моделизм Древних Типов Поселений»[3][3]; и целые картинные Галереи Частного Пользования (с изображениями Древних Поселений или наиболее значительных событий как Глуповской, так и Мировой истории); и собирание марок, напитков, оружия и книг, имеющих хотя бы отдаленное отношение к этой самой Истории. Кстати, о книгах.

 

Самой любимой глуповской около исторической книгой была так называемая «Русь Изначальная» некоего В. Иванова. В этой, как бы такой… полу сказке, рассказывалось о жизни небольшого полудикого племени (так называемых «нормальных людей»), и о жизни находящейся по соседству с ними гнусной, лживой, отвратительной Империи. И об их «…контрастах и контактах, имевших место быть примерно в наших же широтах, но примерно за полторы тысячи лет до нас…» - то есть о войнах, любовях, предательствах, смелостях, и прочем фэнтэзи. Словом это была самая обычная книга, написанная на фольклорно-историческом материале, НО! Глуповцам она казалась чуть ли не Откровением Свыше! Ведь в тех диких, но по-своему замечательных людях, они, почему-то, узнавали… себя! А в той громкой, фальшивой и насквозь протухшей Империи  - …Большую Землю! И по сути - и по содержанию! А во всех сюжетных «контрастах и контактах» тех дикарей и Империи – они почему-то, узнавали все то же самое, но только… между собой и Большеземельем!… И, видимо, из-за всех этих «пророческих откровений» они и обожали эту книгу. И обожали настолько, что не только отлили ее в бронзе, но и… выучили наизусть! Причем – сразу в-с-е! И цитировали ее при каждом удобном случае. Причем тоже сразу в-с-е.  Так, например, в Глупове можно было увидеть такую картину – какой-нибудь рьяный папаша отчитывает сына-двоечника и на все его «не могу запомнить», «не могу выучить», нравоучительно цитирует: - «Стремись к невозможному (оплеуха), и жизнь не будет в тягость тебе»! (еще одна) - Тут сынок начинал наглеть и тоже что-нибудь цитировать: - Но папаня, ты же знаешь, что «Великодушно щадить виновных, ибо таково есть свойство человеческой души»! – На что довольный папаня давал ему еще одну оплеуху и радостно продолжал эту же цитату: - «НО –  н-е щ-а-д-и-т-ь невиновных – в-о-т истинное богоподобие! Понял? Не понял? Ты глуп! Объясню проще – не всё ли равно на кого падают удары? Главное что бы боялись в-с-е! И в-с-ё! ». А теперь иди и учи правила,        щ-щенок…. –

 

А в другой раз смотришь, около Ершовой слободы застыли в предштурмовом ожидании какие-нибудь молоденькие Органы, а Орган поматерей им тревожно шепчет: - И запомните – «Только невозможное… греет… сердце… воина! Только… погоня… за ним!». А теперь – НА ШТУРМ!! – после чего приободренные Органята смело вбегали в слободу и… проваливались в вырытую для них «ершами» яму-ловушку!… Тут матерый Орган убегал за подкреплением, а «ерши» вылезали из засады, подходили к яме, и на все жалобные (и не книжные) всхлипы болтыхающихся в ней Органят (вроде: - Что ж это за скотство, канавы посреди города рыть?!!) издевательски цитировали: - «Прав обороняющий свое поле»! – после чего, процитировав и «Пурпур Власти – есть лучший саван», начинали заливать их бетоном. Обычно, правда, не настоящим…. А на другой день смотришь, уже Органы стоят на краю вырытой ими для «ершей» ямы (где-нибудь у входа в подполье) и, щелкая затворами, мрачно цитируют: - «Труп врага… хо-ро-шо пахнет. Особенно если это… со-о-те-чест-вен-ник»…. –

 

А самые уникальные цитирования проводились, конечно же, в Театре (он же Казино и Варьете (в «Сидельниках») лишь слегка (и - временно) передекорированный). А заведовал этими цитированиями, вернее – «Чтением и обыгрыванием наиболее ярких сцен» - И. Иванов (в смысле – Изя). Но он вовсе не был родственником В. Иванова (в смысле автора книги), а просто был единственным Глуповским драматургом, и поэтому всеми Театральными постановками приходилось заниматься именно ему.

Ах, если бы видели, ка-ки-е сцены он ставил на этой… сцене! Ведь он же был НАСТОЯЩИМ драматургом, то есть – слегка чокнутым, и поэтому ему мало было простого обыгрывания тех или иных глав. Не-ет, ему, видите ли, был нужен «подтекст, тайный смысл, и намёк на какое-нибудь современное Глуповское, или хотя бы – Большеземельское событие»! И поэтому он набирал «куски» со всей книги, «лепил» из «них» какую-то ахинею, и… выдавал все это за Искусство! Правда, глуповцам это «Искусство» почему-то нравилось. Просто… наоборот. То есть если Изя ставил комедию, то все… тряслись от ужаса! А если драму – то… от смеха!… Изю это конечно очень злило и раздражало, но в конце концов он таки смирился со «всеобщей зрительской бездарностью» местных театралов, и продолжал ставить свои чокнутые шедевры. Ну, например, когда на Большой Земле от Кормушки отлучили одного опального олигарха, да еще так, что тот был даже вынужден бежать за границу, Изя поставил вот такую «комедию»:

 

- …на сцену, декорированную под пышный имперский дворец… под гулкое и громкое «капанье» метронома… выходит Старец… в пурпурной мантии с кровавым подбоем… и золотой диадеме базилевса (в смысле - императора)… и начинает м-р-а-ч-н-о по ней прохаживаться…. Тут вступает Голос Из-за Кадра:

 

             - …Базилевс пришел не один…

                  Вместе с ним пришла Армия… Церковь…Привычка Повиноваться…

                  Привычка Сознавать себя Малым… Ничтожным…

                  Недостойным Даже Презрения….

                  Привычка Лгать… Отступать… Изворачиваться…

                  Привычка Предавать и Быть Преданным…

                  При-вы-чка

                                     До-воль-ство-вать-ся

                                                                         М-м-а-л-ы-м… -

 

Тут к метроному присоединяется какой-то пышный, торжественный гимн, весьма похожий на Непреклонский… но звучит он тихо… не заглушая метронома….

 

Старец, то есть Базилевс, продолжает прохаживаться по сцене и поглядывать исподлобья на трясущихся от ужаса зрителей…. Вдруг! Он делает вид! Будто он услышал! Как кто-то из сидящих в первом ряду! Испуганно прошептал своему соседу! Мол, как же, наверное, тяжело живется людям в такой империи и при таком Базилевсе, и что им, наверное, приходиться идти на всякие жертвы…. В смысле самих себя….

Тут Базилевс ме-едленно подходит к са-мо-му краю сцену… и начинает с т-а-к-и-м выражением смотреть на этого как бы шепчущего зрителя… что того иногда даже уносили из зала с сердечным приступом!… А вслед носилкам с ним неслись истеричные вопли Голоса Из-за Кадра:

 

- Империя есть бессмертное существо!!

Царство Божие на земле!!

Подданный же – пре-хо-дя-ща-я случайность!!

Он не имеет воли и другого предназначения кроме служения Империи!!

А так называемые «жертвы» подданного – есть единственное его назначение!!

И лишь они дают ему права хоть на какое-нибудь существование!!

А отказывающийся выполнить эти свои обязанности по отношению к Империи

Ставит себя в-н-е права на жизнь!!

Так как жизнь, то есть общее благо – це-ли-ком воплощено в благе Империи!!…-

 

Тут, всех запугав, а заодно и дав всем понять при каком именно Режиме разворачивается действие этой комедии… Базилевс и Голос успокаиваются… и отступают в глубь сцены…. Откуда-то сбоку выбегает целая толпа Сановников… простирается перед Базилевсом… и начинает лобызать ему ноги…. Тут снова вступает совсем уже успокоенный Голос:

 

      - … Он создал из Придворных Сановников… людей особых чувств…

              Каждый из них, бессознательно… повинуясь инстинкту самосохранения

              Воздвиг внутри себя здание Любви и Верности Базилевсу…

              Благодетельный самообман срастался с кожей…

              От неосторожного прикосновения ныл и кровоточил…

              И поэтому даже случайное слово сомнения, высказанное посторонним

              Вызывало в них ярость… -

 

Тут Базилевс зачем-то изо в-с-е-х сил бил ногой по барбосовскому рылу одного из Сановников:

 

               - …Примеры обдуманно жестокого бесчеловечия

                     способствовали дальнейшему одичанию нравов…

                     Но Власти не было до этого ни-ка-ко-го дела… -

 

Базилевс сплевывал и м-р-а-ч-н-о уходил за кулисы…. Сановники вскакивали, обнимались, и плакали от счастья… кроме того барбоса, который плакал от боли…. Потом подбегали к стоящему на сцене сундуку с надписью «КАЗНА», и начинали из него что-то вытаскивать и делить…. Все, кроме все еще плачущего от боли барбоса…. Наконец, они извлекали из сундука последнюю золотую цепь… и, видимо, что бы никому из них не было обидно, вешают ее на стоящую у Дворцовой Стены (в смысле декорации) статую…. И, воровато оглядевшись, разбегаются…. Все. Кроме плачущего барбоса…. Тут снова вступает Голос:

 

                   - Империя разорена…

                     Казна постоянно должна солдатам, и солдаты грабят подданных…

                     Служащие годами не получают жалованья,

                     и тоже отыгрываются за счет подданных…

                     Дворец же пышен более прежнего…

                     Украшаются статуи…

                     Строятся новые храмы…

                     И в обнищавшей Империи всегда найдутся деньги на роскошь…

                     К-кляча…

                                     в п-позолоченной…

                                                                    с-сбруе… -

 

И вдруг! Сразу же после этих слов! Сидевший и плакавший все это время на краю сцены барбос! Перестает плакать!… Встает!… И, смотря куда-то вдаль! Начинает о чем-то… задумываться! Вернее – догадываться! А еще вернее – про-зре-вать!… А Голос начинает как бы озвучивать эти его прозрения:

 

                     - …Я думал… что в Империи…

                            можно сохранить… честность… непоколебимость…

                            и не заметил, как сделался… РОБКИМ!…

                            Я жил… ТРУСОМ!…

                            Вместе с другими ничтожествами, я  был крупицей…

                            БЕЗОТВЕТНОГО  С-Т-А-Д-А!…

                            НИКТО в Империи,

                            Проклятой бесчестьем и угнетением

                            н-е  м-о-ж-е-т  НЕ изувечиться…

                                                               НЕ  за-дох-нуть-ся!…

                            Я жил…

                                     т-р-у-с-о-м… -

 

Тут он начинал горько-горько рыдать… потом, вроде как по привычке, снимал со статуи цепь, вешал ее на себя, и… делал шаг по направлению к зрителям! Потом другой… третий… четвертый…. То есть он как бы… у-хо-дил от этой Империи, а Она как бы… уходила от него… затихающим вдали метрономом и гимном…. И Голос Из-за Кадра торжественно вступал в последний раз:

 

                       - …И ОПАДАЛА ИМПЕРИЯ

                                                                    КАК ПЫЛЬ С НОГ…

                             И КАК ПЫЛЬ…

                                                    ЗА-СТРЕ-ВА-ЛА…

                                                                                В  Г-О-Р-Л-Е… -

                                                                                                                    - Занавес.

 

 Ч-т-о  т-у-т  н-а-ч-и-н-а-л-о-с-ь!!!… Глуповцы выли, рыдали, стонали, охали…. Лезли на сцену и раздирали занавес в клочья…. Ловили актеров и поили их до чертиков…. Потом напивались сами и бежали на Соборную площадь возлагать цветы к бронзовой Книге (все что в Глупове отливалось из бронзы – стояло на Ней на небольших мраморных постаментах)…. Потом снова бежали в театр и снова поили актеров…. И – рыдали… рыдали… рыдали…. От ужаса и восторга одновременно…. Все. Кроме Изи. Который сразу после спектакля запирался в своей драматургической каморке, ходил по ней из угла в угол, и злился на этих «…т-тупых, б-бездарных идиотов, которые все никак не могут понять, что если комедия – то значит надо смеяться! А если наоборот – то для этого нужна хотя бы трагедия!…». Но потом он «принимал» грамм двести пятьдесят, успокаивался, садился за стол (в смысле – за Книгу), и в его безумной-безумной-безумной голове начинали рождаться какие-то новые Творческие планы.

 

Кстати, эта Книга послужила основой не только для Изиного Творчества, но и для… общеглуповского! Ведь тот же самый Непреклонск глуповцы не просто придумали (в смысле - Сотворили), а придумали как Ее… продолжение! То есть они нафантазировали, что после Ее конца, то дикое, но нормальное племя, заразившись от контактов с Империей каким-то имперским ядом – заболело и… разложилось. На бедных и богатых. На презренных и благородных. После чего все там передрались, перессорились, разбрелись по своим междоусобным древним городкам (то есть по Хрущобам), обнесли их высокими частоколами, и стали в них сидеть и друг друга ненавидеть. А вот потом, воспользовавшись их «раздраем», на них и напала банда офицерствующих непреклонцев, всех поработила, вничтожила, обнесла всех одним и тем же забором с охраной, и вот тогда-то и началась уже известная нам История города Непреклонска…. И вот этот город, неся в себе семя того имперского яда,  пережил и эту Империю, и много других, соседних, а значит – тесно с ним контактировавших Империй, впитав и от Них по капле – и стал, в конце концов, уже известным нам ханством Масковией, которое, оказывается, есть ни что иное как «…продукт смешения всех возможных духовных ядов, а также и собственного разложения. Вот в итоге – ханство, и – вечная мука. И – всеобщая…». Да-да, именно «всеобщая»! Ведь глуповцы т-а-к придумали это ханство, что в нем мучались в-с-е! И «низы», и «Верхи»! Ведь это только казалось что «Верхам» в нем живется просто и замечательно. Вовсе нет. Они бедные, мучались в нем похлеще «низа». Ведь это только первый мешок с деньгами, и только первая сотня безнаказанно замученных доставляет удовольствие (через чувство собственной избранности и особенности), а потом это становится… обычной нудной работой, которую им… просто при-хо-ди-лось делать, что бы она, как говориться, не «сделала» их. А со временем д-а-ж-е деньги становились для них обузой. Ведь с ними, когда их уже слишком много, надо же что-то делать – ну там прятать, караулить или хотя бы тратить. А на что их можно тратить в этом ханстве кроме как на роскошь и извращения?! НО… жалко! Их просто… ж-а-л-к-о было тратить на эти ненужные, да еще и приевшиеся глупости. Но… приходилось. Ведь не ты диктуешь ханству мораль - а оно диктует ее тебе. И если ты не подчинишься этой морали, то ты просто… «выпадешь из обоймы». То есть станешь отличаться от своей «стаи товарищей», и значит, станешь для них – «белой вороной», то есть – чужим, то есть – опасным. И вот, чтобы не идти дальше по этой «логической цепочке до ее логической развязки», всем «Верхам» и приходилось быть такими как все, то есть уста-авшими, изму-ученными и… безнадежно-обреченными на тот образ жизни, которое требовало от них ханство…. Да-да, не только «низы» были здесь обречены, но и «Верхи». И они точно также были измождены и измотаны, и точно также выли от тоски и безысходности, просто этого… никто не слышал…. Так что, по большому счету, н-и-к-о-м-у не жилось по настоящему хорошо в этом ханстве…. В этом дряхлом… проклятом… само-мучительном… заражённом всеми возможными ядами на свете… эсэсовском… ханстве….

 

Кстати, иногда, когда я сам в нем «бултыхался», меня почему-то начинали одолевать какие-то… странные мысли. Например, мне иногда начинало казаться, что глуповцы – вовсе уж не такие дураки, какими кажутся («… но-но пес! Не забывайся!…». Ладно, не буду)! То есть мне вдруг начинало казаться, что они лишь… придуриваются дурачками-простачками, а на самом деле они очень… хитрые, и скрытные существа, да еще и с «задней мыслью за пазухой»! И, на мой взгляд, все эти их «скрытно-мыслия» в полной мере проявились именно в создании этого ханства. Ведь Масковия была не просто аттракционом по получению Трудностей, а… как бы таким… учебником-самоучителем… по предмету - «Как жить нельзя». Да и в самом Глупове, все эти Органы, каторги, секретности тоже были какими-то… ненастоящими. Особенно секретность. Ведь для «внутреннего пользования», то есть для самих глуповцев, она была… игрой! А вот для чужих, к которым они причисляли и меня, она была довольно-таки… серьезным препятствием. Так, например, однажды я целую неделю обивал пороги различных инстанций, что бы получить пропуск в один полу секретный архив. Получил. Вошел. И что же я там вижу?! А вижу я там… двух сбежавших с уроков двоечников, которые сидят и читают вслух… сверхзапрещеннейшие анекдоты про вовочку, которые в этом самом архиве и хранились!! И это при стоявшем невдалеке часовом и время от времени проходившем мимо двери карауле!! А стоило мне присоединиться к этим щеглам, как меня тут же арестовали и поволокли на допрос! И больше в этот архив я никогда не смог попасть. Вот такая вот странность. Кстати, насчет «Секретности для своих».

 

По-моему, именно в Ней глуповцы видели главное зло всего человечества. Вернее, в тех эсэсовских, то есть – секретных спецслужбах, которые Ею и занимались. Ведь сколько глуповцы не экспериментировали с «различными видами государственного устройства», будь то компьютерное моделирование или же «пробная, нестандартная схема какой-нибудь Непреклонской игровой эпохи» - они всегда приходили к одному и тому же выводу: если в программу «государства» было введено хотя бы одно эсэс – всё, пиши пропало! «Оно» было обречено! Ведь, как говорили глуповцы: - Эсэсовец, это… эсэсовец! И если дать ему возможность делать все, что он захочет, да еще и прикрывая это именем Государственной Тайны, то рано или поздно он о-бя-за-тель-но поступит как… эсэсовец, то есть как существо зараженное самым страшным ядом на свете под названием – Безнаказанность…. А потом оно начнет плодиться, почковаться, множиться, и в один прекрасный день – р-раз – и уже целая орда этих существ загонит всех, к ним не принадлежащих, за один охраняемый забор, и заставит      в-с-ю жизнь оплачивать и обслуживать в-с-е их игрища.  И всё  под тем же «прикрытием» Государственной Тайны, а то и под Священной Хоругвью Бездумного Творения Того Что Прикажут Во Имя Какого-нибудь Всеобщего Просто Пока Не Понимаемого Блага. Проще говоря, они превратят свою собственную страну в ханство. Правда, они могли сделать это ханство и вроде как… неосязаемым. То есть как бы таким… свободным. Для этого им нужно было всем внушить, что свобода это право есть, пить, спать, одеваться и спариваться так, как тебе хочется. А всё остальное – это уже и не свобода, а суета сует и на-прас-но-е томление духа.

 

Но такое вот… неосязаемое ханство – это самый идеальный вариант. А в любом другом (то есть - обычном) варианте, это ханство рано или поздно стало бы точно таким как Масковия. То есть никаких особых «нецивилизованностей и несвобод» в нем вроде, как и не было бы, но жить в нем все равно будет невозможно. Потому что эсэсовцы наверняка создадут в нем самое удобное для себя государственное устройство, под названием «Как Бы Такой Случайный Хаос (типа Беспредел) При Как Бы Таком Честном, Но Просто О-чень Ослабленном Режиме». А на самом-то деле весь этот как бы случайный хаос будет… о-чень хорошо спланированной эсэсовской операцией, при помощи которой они, при своей внешней Святости, Законности и Офицерской Чести – по-олностью «развяжут» себе руки, и смогут делать в-с-ё что захотят. Да еще и оставаясь при этом… ни при чем! Ну, например, захочется им продать бомбу или какие-нибудь секретные вирусы каким-нибудь общемировым отморозкам (в смысле своим духовным братьям) – взяли и… продали! И остались… ни при чем! Ведь продали-то вроде как и не они, а как бы сильно усилившаяся при их Глу-бо-ко По-ря-доч-ном, но просто о-чень Осла-абленном  Режиме Преступность! С которой они, по причине все той же Осла-абленности и… занятости (ведь они же в это время ловили вражьего шпиона-эколога) просто не у-с-п-е-л-и справиться!… А в другой раз им, например, захочется уже официально завладеть (неофициально и так им всегда принадлежавшими) заводами, месторождениями, пароходами, да еще и передать их по наследству своим детенышам, а заодно и «довыжать» из народца пару-тройку триллионов на текущие расходы. Завладели. Передали. «Довыжали». И… снова остались н-и  п-р-и  ч-ё-м!    Ведь все это и не они как бы сделали, а вся та же Преступность, да хапуги-чиновники, да нечестные приватизаторы, да и прочие не-хо-ро-ши-е люди которые всегда водятся в «мутной воде хаоса». А эсэсовцы… они снова просто н-е у-с-п-е-л-и  за всем уследить. Ведь они же запускали спутник-шпион, потом боролись с теми отморозками которым недавно кто-то продал бомбу, потом помогали каким-то другим  духовным братьям, потом правильно боролись со всякими неправильными взяточниками, потом строили т-а-к всем необходимую подводную лодку стоимостью в пару миллиардов у.е., потом… словом – офицерики, эти Честные, Свя-ты-е         о-ф-и-ц-е-р-и-к-и  -  пр-росто н-е у-с-п-е-л-и совладать со всем этим гадским «Беспределом»!   Да и ослаблены они были очень. Ох, и осла-аблены….

 

Мне, кстати, кажется, что глуповцы инсценировали все это в своем игровом Непреклонске для того, что бы  «наесться им всласть и с запасом » и ни-ког-да не допустить возникновения чего-нибудь подобного в своем живом, настоящем Глупове. А заодно что бы поиграть во всё это и понять, что, во-первых – в таком эсэсовском ханстве будет плохо аб-со-лют-но всем, и «низам» и «Верхам». А во-вторых, что бы понять, что если они не хотят рано или поздно «вляпаться» в подобное ханство, то они должны… бороться за это! Да-да, именно БОРОТЬСЯ, а не пускать саможалистные слезы; не ждать когда с неба спуститься добрый, всем помогающий дядя; и уж тем более не сидеть на лавочке у дома, мужественно (но неброско) потрясая кулачками и возопляя (тихонько) «об нехватке Справедливости»! Ведь, как я недавно понял, самыми главными Непреклонскими персонажами (в смысле их под-текстовой, Показательно-Назидательной сути) были не бандиты, не солдаты, не работяги и даже не генералы, а… те самые трижды разнесчастные старички-пенсионеры, хнычущие на лавочках и митингах об нехватке этой самой Справедливости! А на самом-то деле они… и являли собой Ее! В смысле нищего, жалкого, холодного, голодного, му-чи-тель-но-го угасания тех, кто в-с-ю жизнь оплачивал и обслуживал в-с-е скотские игрища своего ханства! Да при этом еще и бездумно произвел на свет тех, кто и дальше будет «тянуть» эту же «лямку». А те, в свою очередь, произвели на свет еще кого-то… а те – еще кого-то… и еще… и еще… и еще…. Вот и выходит, что эти трижды разнесчастные старички были не только… молчаливой, и как бы ничего непонимающей «тягловой силой», которая раскрутила «Колесо» этого ханства и прокатила «Его» по черт знает скольким тысячам костей и судеб, но они же еще и… снабдили это хрустяще-хлюпающее «Колесико»… «тягловыми белками»… на много-много лет вперед!! И значит их нищая, и действительно ужасная старость… и есть… Высшая… СПРАВЕДЛИВОСТЬ!! Да еще и в самом… добром Ее проявлении!! Ведь эти старички не сгибли на плахе в отличие от тех, чью сгибель на ней они хотя бы только оплатили! И их не разорвало в клочья на какой-нибудь ненужной невойне в отличие от тех, чье разрывание на ней они хотя бы только поддержали! Так что на судьбу им было грех жаловаться. Да и на все остальное тоже…. А «Показательность» этих Непреклонских персонажей заключалась в том, что каждый мог посмотреть на них и понять, что жить в ханстве, и быть при этом молчаливым и вроде как ничего непонимающим трусом - просто… НЕВЫГОДНО. Ведь ханство тебя все равно раздавит. Не сегодня так завтра. Не завтра так послезавтра. А если все же не раздавит, то… тебе будет е-щ-е хуже, чем тем, кого оно раздавило! Ведь они-то уже мертвые – а ты еще живой! И значит не их, а ТЕБЯ оно будет «доить», «истирать» и «заигрывать», а потом хохоча вышвырнет на пенсионную жизненную свалку и… тут же забудет о твоем существовании! И ты будешь валяться на этой свалке, голодать, мучиться и скулить об недостатке Справедливости, не понимая того, что… именно Ее ты и получил! Да еще и в максимально добром Ее проявлении!… Так что быть здесь трусом было просто… невыгодно. Гораздо выгоднее было быть человеком. И бороться за право Быть Им. Ведь… как же там в Книге-то сказано: - «Главный враг Империи - человек»! Ну или ханства. И значит, если ты будешь человеком, то ни одно такое ханство не сможет сосуществовать с тобой на одной и той же территории. Да еще и в одно и тоже время.… Так что выбора, оказывается, в общем-то, не было и, как говорил один мой знакомый Каин: - Или ты убиваешь в себе ханство сегодня – или оно убивает тебя в себе завтра. Плюс-минус пятьдесят лет. - … И это касалось не только «низов», но и «Верхов». Ведь и «Их» жизнь в ханстве была такой же… уныло-бессмысленно-однообразной, а старость такой же… бессильно-всененавидяще-брюзжащей, как и у «низов». Ведь вы только представьте себе – В-С-Ю жизнь быть начеку! В-С-Ю жизнь пробояться «выпасть из Обоймы» (в смысле Привластной группировки)[4][4], или вляпаться в какую-нибудь проигрышную интригу! Или напротив – недоинтриговать! Или хотя бы – недоподелиться! Словом – В-С-Ю жизнь угробить непонятно на что, и вот, дожив до старости, оказаться… на той же самой жизненной свалке!! Хоть и в виде загородного особняка!!… А жизнь-то – прошла!! А с нею прошли молодость и здоровье…. А злость, страх и напряжение – остались…. А вокруг ходят другие… молодые, красивые, здоровые… улыбаются… веселятся… пьют водку и мнут девок…. А ты всего этого уже не можешь…. Разве что мысленно или протезом…. А завтра ты сдохнешь… тебя зароют и забудут… а эти молодые, кра-си-вы-е, ЗДО-РО-ВЫ-Е, и дальше будут жить и веселиться…. А потом еще может произойти и «Смена Обойм»… и вся та «Обойма», из которой ты всю жизнь пробоялся выпасть, будет скинута с «Верха» и втоптана в грязь… за все грехи, которые совершала и не совершала…. Твои дети и внуки будут лишены всего, что ты успел для них награбить… а может даже и большего…. А на твою могилу будут ходить гадить целыми толпами... ну чтоб показать свою лояльность к нынешней «Обойме»…. А ВЕДЬ «СМЕНА ОБОЙМ» МОЖЕТ ПРОИЗОЙТИ И НЕ ПОСЛЕ ТВОЕЙ СМЕРТИ, А… П-Р-Я-М-О  С-Е-Й-Ч-А-С!! И тогда ведь будут гадить… ох, не на мо-ги-лу!… Ведь это же – ханство, и значит здесь возможно в-с-ё!… Вот поэтому-то ты сидишь и трясешься от страха, ненависти и болезней… на своей персональной жизненной свалке… и всё пытаешься понять – для чего же ты прожил жизнь? В смысле – на что же ты угробил всю свою е-дин-ствен-ну-ю, понимаешь – Е-ДИН-СТВЕН-НУ-Ю жизнь!… Так что у «Верхов» старость была не лучше чем у «низов». Если только «Они» до нее конечно доживали. Так что и ханским «Верхам» было просто… не-вы-год-но быть ханскими «Верхами». Невыгодно. Бессмысленно. Не-нуж-но. А значит и «Им» было необходимо «убивать в себе ханство сегодня», и создавать что-то такое, что «не убило бы их в себе завтра». И «не убило» - не только в физическом смысле, но  и в смысле трясущейся и озлобленной (мыслью о непонятно на что угробленной жизни) старости.

 

А… к чему я все это рассказывал?… Вернее – с чего начал? С Непреклонска? С Книги? Ах, да – с Возрождения Рода Сошкиных, к которым, по  слухам, принадлежал и Автор этой Книги живший когда-то очень давно где-то в Непреклонске. Ну так вот – Род Сошкиных возродился, а все Пошехонцевы куда-то подевались. Всё. А теперь поговорим о «Твердыньке».[5][5]

 

Не успели еще глуповцы придти в себя, после того как стали Небесным Народом (то есть ещё даже не успели как следует налетаться), как «грянуло» еще одно событие тоже о-чень сильно повлиявшее на всю их жизнь. И это событие «грянуло по них» от… Уракиных! Да-да, от тех самых Уракиных, от которых уже никто ничего кроме «УРА» и не ждал! А дело было так –

 

- как-то услышали Уракины выражение «Молодежь – наше будущее», и что-то запало оно им в душу. Да так сильно, что они даже решили над ним подумать. Думали-думали, и додумались до такой вот логической цепочки: молодежь (они же дети) это наше, то есть Уракинское, будущее, то есть… - старость. Значит они (дети) -… опора нашей старости! А так как наша (Уракинская) старость должна быть спокойной и безмятежной, значит, опора под нее должна подкладываться о-чень твердая! А что бы эта опора была действительно твердой, то ее (т.е. детей) надо уже прямо сейчас приучать к этой самой твердости! То есть нужно прямо сейчас создать для детей… «Твердыньку» (что-то вроде гитлерюгента или хотя бы пионерии) – позагонять (или позаманивать) их в «Нее», и… начать «ковать» из них твердую опору для нашей безмятежной старости!… Подумано. Сказано. Сделано. И вот, в одно из прекрасных весенних утр, над Малым Уракино взвился флаг с символом «Твердыньки».

 

Он, символ, представлял из себя все тот же национальный глуповский Твердый Знак, только как бы такой… по-детски округлый и с пририсованным сзади плакатом с каким-то патриотическим кличем[6][6] на нём, НО! Так как Уракины рисовали этот плакат о-чень «нетвердой» рукой (происходило-то это в «Гранях»), то он, во-первых, вышел каким-то… кривоватым, а во-вторых… на нем не было ни единой буквы! Ну забы-ыли они их в него врисовать! А как только Уракины обнаружили все эти художественные казусы (уже утром), они, конечно же, захотели их исправить, но потом кому-то из них вдруг пришло в голову, что… ничего исправлять не надо, так как из-за всех своих неправильностей этот символ стал похож (в полу фас) на… ладью! В смысле – на водное транспортное средство, с парусом и длинным, загнутым «носом»! А так как все водные транспортные средства были в Глупове невероятно популярны, то: - … не будем мы здесь ничего исправлять и пусть этот символ висит таким, какой он уже есть! И пусть все думают, что здесь может какой… яхт-клуб! – решили Уракины и – не прогадали. Ведь все, особенно молодежь, именно так и подумали, и целыми толпами повалили записываться в «твердую опору безмятежной Уракинской старости». Но… как-то… не получилось. В смысле опоры. Ведь Уракины с перепою все перепутали и вместо обычной скрытно-тоталитарной пионерии, имеющей целью «выращивание обслуживающего персонала для своих дряхлеющих вождей», создали какой-то… романтическо- … анархическо-… приключенческий… бардак, целью которого было… а не было у него никакой цели! Ведь поначалу Уракины просто забыли ее оформить, а потом уже т-а-к заигрались в него, что им уже было не до цели! Правда Гимн и Торжественную Церемонию начала они все-таки придумали: все строятся, поют Гимн («-Ведь мы – идущие вместе,  идущие рядом с идущими в невесть куда!» - все), а потом так же строем идут и валяют дурака. Да еще и делают это са-мы-ми разнообразнейшими способами.

 

В начале этих способов было конечно не очень много. А вернее – всего один, просто как бы такой… многоступенчатый. Надо было пойти, угнать у кого-нибудь лодку, сплавать на ней до Разлива, набраконьерить там рыбы, потом поджечь лес, приготовить на его углях эту рыбу, и – принести ее Уракиным. Но это еще не все, ведь потом надо было украсть у своего папаши бутылку «заначенной» водки и… снова принести ее Уракиным (а по дороге еще кинуть кирпичом в Абрашкино, или хотя бы Зашибисевское окно (причем желательно на втором этаже), влезть в него, что-нибудь там найти и… тоже доставить по уже известному вам адресу)!… Вот такой вот простенькой и неказистой была та первая «Твердынька». Но – очень не долго. Буквально полдня. Ведь как только первый глуповский папаша поймал своего отпрыска со своей собственной «заначкой», он, разузнав, в чем дело, взял оглоблю и разнес всю «Твердыньковскую» штаб-квартиру. Тут на шум прибежали Кацапенки (они всегда на него прибегали, на всякий случай), «влезли» в суть конфликта, потом – в суть «Твердыньки», и… почему-то… очень «загорелись» «Ее» идеей! А так как они были людьми военными, то есть приученными к дисциплине, они взяли и разделили всю Твердыньку на... несколько дисциплин (ну там «попадание в цель», «управление транспортом» и т.д.), а заодно ввели в Нее погоны и звания. И тут вдруг всех глуповцев, что называется, прорвало! Они почему-то тоже «загорелись» Твердынькой и начали наперебой вносить в Нее новые усовершенствования и дисциплины! Так, например, Ершовы, отменили погоны и ввели вместо них петлицы (вернее – одну правостороннюю петлицу, видимо в целях экономии материала), а потом еще и добавили «Подпольную» дисциплину…. Органы в ответ ввели «Компетентную», то есть как бы анти-подпольную, дисциплину, а заодно и упростили все Твердыньковские звания (то есть вместо 50 (!!) Кацапенковских «перлов», ну там «лейб-прапорщик», «унтер-егерь-мейстер», и даже «штаб-обер-гоф-маршалл», ввели всего два – «рядовой», то есть… рядовой, и «старшина», то есть любой начальник от ефрейтора до генералиссимуса включительно, которые отличались друг от друга только количеством различных знаков на петлице, а обращаться ко всем нужно было по Компетентски вежливо – «гражданин»)…. Потом Тыгыдымовы ввели «Философско-созерцательную поплавочную рыбалку» и «Мудрость» (ну там игры, кроссворды, головоломки)…. Потом Сошкины добавили «Воздухоплавание» а Зашибиси «Мореходство»…. Потом… а потом все добавили еще по чуть-чуть… потом все это немного переделали, после чего Твердынька и стала такой, какая Она есть сейчас.

 

Сейчас в Ней насчитывается ровно десять дисциплин, за сдачу экзаменов по которым присваивается та или иная награда.  В смысле – значок, в виде символа Твердыньки (смотри рисунок), на «парусе» которой изображен «герб» той или иной дисциплины.  И все эти значки трех цветов: желтый – это как бы третий разряд; черный – как бы второй; и белый – то есть как бы первый.  А дисциплины такие:

Первая - «Основы». Ну, тут все просто – надо уметь ходить в походы и все. Ведь обычный пеший поход заключает в себе очень много всяких нужных «умений» - долгая ходьба, разжигание костра, еда у него же и так далее. А разряды здесь определяются километражем и количеством ночевок «вместившихся» в тот или иной поход.

 

Вторая дисциплина – «Ориентирование». Тоже ничего сложного. Нужно уметь пользоваться подзорной трубой, компасом и картой (а для первого разряда еще и секстантом). А «гербом» этой дисциплины служит схематичное изображение компаса (кстати, «гербом» первой служит обычный след обычного туристическо-воинского полу сапога).

 

Третья дисциплина – «Путешествие». Тут нужно уметь плавать самому, потом плавать на водном транспортном средстве (лодка, ладья, плот и т.д.), а также уметь перетаскивать это средство по лесам и дорогам. «Гербом» здесь была ладья на колесиках (в профиль), а разряд определялся все тем же километражем.

 

Четвертая дисциплина – «Рыбалка». Нужно просто уметь ловить рыбы какими-нибудь не браконьерскими способами. И чем разнообразнее и… трофейнее были эти способы – тем выше разряд.  А «гербом» здесь был торчащий из водной ряби поплавок.

 

Пятая дисциплина – «Стрельба». Сюда входит стрельба по мишеням из лука, арбалета, чего-нибудь огнестрельного и даже… копьем! «Гербом» здесь мишень, а разряд зависит от меткости.

 

Шестая дисциплина – «Подполье». Во-первых, нужно уметь ориентироваться (по схемам и намекам) в Ершовских подземельях, а во-вторых – уметь тихо и быстро лазить по Небоскребам. Правда, со страховкой и по таким специальным выступам. А «гербом» здесь шахтерская каска (в профиль) лежащая на мотке альпинистской веревки.

 

Седьмая дисциплина – «Воздухоплавание». Для третьего разряда здесь было достаточно просто приобщиться к небу, то есть подняться в него на любом Родовом воздушном шаре и поболтаться там минут пять. Для второго разряда нужно было полетать на Большом (не привязанном к земле!!) шаре, который находился на Вокзале и надувался паром из Вокзальной, то есть бронепаровозной, трубы. А для первого разряда нужно было полетать с Оторвой на ее «Ураленке». Но лучше было не рисковать. То есть ограничиться двумя низшими разрядами. А «гербом» здесь, разумеется, Птица-Феникс.

 

Восьмая дисциплина – «Мудрость». Тут нужно было уметь разгадывать всякие ребусы и загадки (особенно на тему Глуповской Истории), а также  уметь играть (и главное - выигрывать) в различные Глуповские игры, от «Охлоса» до «Полка» включительно. А «гербом» здесь был общелуповский символ мудрости под названием  «Веда» (в смысле решетчатого рисуночка).

 

Девятая дисциплина – «Компетентность». Ну эта дисциплина чисто Карнавальная, так что я расскажу о ней во время рассказа о Карнавале.

 

И, наконец, десятая дисциплина, которая была вовсе и не дисциплиной, а как бы… сборником всех предыдущих дисциплин и называлось все это - «Большая Игра».

 

Именно эта часть Твердыньку, придуманная, кстати, кем-то из любящих всякие столпотворения Уфимцев (кажется даже самим Мамаем), сильнее всего повлияла не только на Глуповскую молодежь, но и на все общество в целом. Ведь все вдруг почему-то «заболели» этой Игрой, хотя в Ней, в общем-то, не было ничего необычного – это была все та же Твердынька, просто как бы… скомканная в одно сплошное непрерывное действо. Хотя нет, два отличия в Ней все-таки были. Во-первых, в Нее играли не столько дети, сколько взрослые, а во-вторых, Ее смыслом было уже не просто приятное времяпрепровождение а… добыча Главного Приза! В виде це-ло-го Горшка Денег! Которые поначалу, занимали у Абрашки, потом – отнимали (у него же), а сейчас… он сам их дает в виде как бы такого Аттракциона Невиданной Щедрости (а на самом деле – в виде скрытой саморекламы! Ведь подавляющее большинство даваемых им  денег – юбилейные, и практически каждая десятая из них «несет на себе»… его барбосовский профиль!). А одну из главнейших ролей в этой Игре играет… Старец! Ведь в Нее же играют не кто как хочет, а как бы по такому хитрому сценарию, в котором все действия соединены между собой как бы такими записочками (ну там – пойди туда-то, сделай то-то, потом найди там-то очередную записочку, и делай то, что в ней написано). А писал эти хитрено-мудрено-витиеватые «посылы» именно он. Но, скажем прямо – Главный Приз с-т-о-и-л всех этих сложностей. Ведь за Его добычу, помимо денег, давали еще и наградной значок (скорее - орден) в виде все той же Твердыньки, только побольше, и с профильным изображением Горшка с Деньгами вместо «герба»! Кстати, точно такой же значок (только не белого, а желтого цвета) давали и тем, кто добывал Приз, но не смог сделать этого первым, то есть как бы за второе или даже третье место. И, разумеется, без всяких денег.

 

А еще Большая Игра сумела повлиять на… Глуповское Судостроение! Ведь «… заразившеся чрез эту дурь…» (частью которой были и водные путешествия) страстью к водным средствам передвижения – глуповцы вдруг начали строить их «…в массовом порядке, да еще и в массовом разнообразии…»! То есть каждый вдруг начал строить себе какую-нибудь особенную, ни у к-о-г-о не имеющуюся лодку (а все эти первые плавсредства были размером с обычную лодку) «…и чрез то плюнути всем в душу и нос утереть и собой похвалиться…». А кончилось это тем, что весь Островной Залив (правильно называемый – Глуповский Городской Государственный Порт имени Светлой Памяти капитан-командора Валерия Саблина[7][7]) – оказался в-е-с-ь «заставлен»  в-с-е-м-и плавсредствами за в-с-ю человеческую Историю! Тут тебе и джонки, и драккары, и долбленки, и каравеллы с маленькими пушками, и ялики, и плоты, и пироги, и на-сто-я-щи-е камышовые «Тигрисы», и… словом здесь было ВСЁ, что когда-либо было изобретено человеком для «хождения по водам». Так что если вам когда-нибудь доведется побывать на Глуповской Реке, и вы вдруг увидите плывущий по ней, ну скажем… «Титаник» (вернее крейсер «Аврору», просто с надписью «Титаник» на левом борту) – то не пугайтесь, вы не сошли с ума. Просто это Хе-Френ Второй из Моржовых… тьфу ты, то есть – из Тыгыдымовых, поплыл проверять свои жерлицы.   

 

Ну а самыми любимыми глуповскими плавсредствами были, конечно же, ладьи. То есть как бы такие большие (пяти-… десяти-… и более метровые) лодки, с длинными «шеями», парусом, веслами, и… колесами, которые во время плавания крепятся по верху бортов как когда-то крепились щиты. Глуповцы очень любили путешествовать на этих ладьях, и «наматывали» на них прямо-таки невероятные километражи! Ведь у некоторых из них я даже видел значки с более чем двух сотенными цифрами! Ах да, забыл сказать – одновременно с любовью к ладьям в глуповцах родилась и любовь к путешествиям.  А путешествовали они примерно так – спускали ладью на воду, и плыли на ней ну, скажем, до Западных Болот. Потом вытаскивали ее на берег, ставили на колеса, и катились по дорогам (в смысле по компасу и секстанту) ну, скажем, до Восточных Болот. Там снова спускали ее на воду и… снова куда-нибудь плыли. А могли и не спускать и не плыть, а катиться дальше – в «кругосветку», то есть «наматывать» пеше-колесные круги по Торной Тропе. А потом они возвращались в Глупов, подсчитывали «напутешествованные» километры, за каждую сотню которых давали себе один балл, а потом добавляли эти баллы к тем, которые уже были на их значках (баллы, то есть – цифры, были сменными). Кстати – об этих  значках. Назывались они «Ладьями», и были возведены в ранг как бы такого… национального символа, который был  у каждого истинного глуповца с самого его рождения («Ладьи» выдавали в роддомах вместе со свидетельством о рождении), а потом, в течении жизни, на нем лишь меняли цифры «напутешествованных» им километров.  А всем чужим (по рождении) такие значки если и выдавали, то не белые, а третьесортно желтые. И мне, после первой же «наплаванной» мною «единички», выдали именно такой значок. И лишь недавно мне его заменили на более почетный – черный (то есть как бы  - второсортный), но  только после того как я стал Почетным Национальным Героем города Глупова.  А сам этот похожий на Твердыньку значок, из Твердыньки-то и вырос! Просто округленно-детский Твердый Знак заменили на национально-государственную «Двойку» (вроде тех, что маячат на Соборных куполах), а уже потом, по «макету» получившегося таким образом значка, они построили и ту самую Священную Ладью, которую тот значок как бы и… символизировал. Просто -… заранее.  И сейчас эта «двушейная» Красавица (действительно похожая (в фас) на этот значок) стоит в Глуповском Краеведческом Музее. Но несколько раз в год, по особо Торжественным случаям, Ее оттуда достают и позволяют каж-до-му гражданину на Ней поплавать или хотя бы покататься. Но – каж-дому! Хотя бы пару метров…. Кстати, по такому же Ладейнообразно-цифронаборному образу была создана и единственная настоящая глуповская награда под названием «Твердь» (смотри рисунок). То есть ее тоже давали лишь раз в жизни (правда, не в момент рождения, а во время первого в жизни награждения за что-нибудь нужное или хотя бы полезное), а  потом, за каждую новую доблесть или уникальность, просто добавляли на Нее «баллы». И таким образом у некоторых наиболее замечательных и уникальных глуповцев «набиралось» этих «баллов» с сотню! А у меня «их» было только три. Но об этом позже. А носят эту Твердь как самый настоящий орден – только на левой стороне парадного мундира и только по праздникам. Кстати, все пенсии и зарплаты в Глупове обязательно «индексировались» в соответствии с цифрой на твоей Тверди.

 

А помимо этой священной Ладьи у глуповцев были и другие, и тоже Священные, только Их Священность уже была не Общенациональной, а Разно-Родовой. И у каждой из Них был какой-нибудь особенный, разно-Родо-колоритный «нос». Так, например, у Ершовых была ладья «Ермолка», с набыченным ершом в этой самой ермолке вместо «носа». У Кацапенок была «Шкварка» (это такая их Родовая ручная свинья) и «Волик», со всем этим зверинцем на «носах». У Тыгыдымовых были «Тутанхамон» и «Важенка» (в смысле девка-олениха). У Сошкиных - «Медведик» и, естественно – «Птица Феникс». У Бусурмановых – «Арол», и тоже, почему-то, с крыльями. У Уфимцев –  скуломордый «Урал» и «Степная Кобылица». У Шлагбаумов – «Патриарх» (в смысле пророка Авраама, но только… со связкой бубликов на шее, да и вся его остальная личность по-до-зри-тель-но напоминала Абрашку). У Сидельниковых – «Воля» и «Валчина Паззорная». У Вдовиных – «Плакучая Ива», и «Черный Лебедь».  У Уракиных – «Патриот 1» и «Патриот 2». Ну а у Органов - … «Дуракон» и…       «Иди-на-рог»! Вначале-то это были «Дракон» и «Единорог», ну чтоб показать «…нашу ни за что непобедимую Мужественность, а также Ч-и-с-т-о-т-у нашего не-вин-но-го Подходца…», но в ночь перед спуском всех Ладей на воду, в ангар с двумя этими прокрались Ершовы, перепилили и перетопорили им «носы» в каких-то непонятных монстров, да еще и поперепутывали буквы в их названиях. Вот и вышло то, что вышло…. И на Пасху, или во время Карнавала, все эти Ладьи разом выходят на Реку… машут Родовыми стягами… сплетаются «шеями»… белоснежат парусами…  - зрелище  просто ска-азочное!…

 

И все это родилось из обычной Уракинской придури! В смысле неудавшейся пионерии. Так что и они были не совсем уж бесполезными гражданами города Глупова. Как, впрочем, и некоторые Органы. Ведь один из них (правда, временный, то есть – по разнарядке) придумал  знаменитейший  Глуповский Карнавал!

 

Хотя будет, наверное, неправильным приписывать заслугу Его создания одному только этому Органу. Ведь и Родовые Аттракционы и Большая Игра, да и просто любовь к разного вида развлечениям были у глуповцев и до него. А этот Орган просто «послужил толчком» для объединения всех этих забав в единое целое названное впоследствии Карнавалом. А дело было так –

 

- однажды, заснул этот Орган в своей сторожевой Компетентской будке (она же Тумба Коммерческих Объявлений, что на Соборной площади), и приснился ему страшный сон - будто всюду ходят враги (толпами!)… играют в глуповские игры и аттракционы (сразу во все!)… и… С-М-Е-Ю-Т-С-Я!!… Тут Орган проснулся и начал с перепугу строчить длинными очередями по ни в чем не повинным прохожим. Но те не растерялись, вызвали подмогу, своротили «Уралами»  будку, и вытащив из нее этого белогорячечника «…сташа ево понемногу пытать – пошто он стервец безобразия-то безобразит…». Ну, он им и рассказал и о врагах, и об одновременно работающих аттракционах (до этого они всегда работали вразнобой). Глуповцам же все это т-а-к почему-то понравилось, что они даже не стали  никуда «упекать» этого Органа, а прям тут же его расстреляли и отпустили (в смысле домой, отсыпаться), а сами собрали Всеобщий Совет и принялись все это обсуждать. Обсуждали-обсуждали, и дообсуждались аж до… Карнавала!

 

Суть Его проста – на несколько дней в месяц (а иногда и в неделю) весь Глупов превращается в как бы такой… рынок развлечений. То есть в нем работают сразу в-с-е аттракционы, плавают  в-с-е  Ладьи, парят шары и шарики, крутиться Колесо Обозрения (Оно поставлено на ось закрепленную на крышах обоих Небоскребов, а для того, что бы Оно не задевало близлежащие дома, Его сделали таким же кривоватым, как и Черная Окольная улица, в центре которой Оно и крутиться)… разъезжают «Драндулетики», трамвайчики и кони (обычно все это на педальной тяге), бабахают фейерверки, дымятся шашлыки и пулеметы (последние – в тире)… звучит музыка… смех… лотереи… сладости… словом – кипит самый настоящий Праздник Жизни.  Правда, вначале, на этом Празднике явно не хватало Трудностей в виде врагов (т.е. - интуристов), но потом глуповцы договорились с Фролом и он стал приводить (а затем и уводить) их небольшими группами по своим подземным ходам. А совсем недавно глуповцы еще договорились и с Большеземельцами, и теперь интуристы могут попасть в Глупов и через «Новгород-на-Волхове» (в смысле катапульты и парашюта). И сделать это довольно просто – вначале идешь в ближайшую Большеземельскую тюрьму (для конспирации) и покупаешь там путевку. Потом идешь в какой-нибудь Ее же Орган (в  смысле конторы) и получаешь там визу (теперь уже для заметания следов). А потом – прилетаешь в Страну на парашюте, вылезаешь из болота, садишься в поезд на Восточном Стопе (или – пешком по шпалам, кому как нравиться), и прибываешь на Глуповский Государственный  Вокзал.

 

Тут все вновь прибывшие строятся, поют Гимн этого Вокзала (он простой: «- Мы мирные люди, но наш бронепоезд – СТОИТ – НА ЗАПАСНОМ – ПУТИ!». Все.), а потом также строем идут в Глупов и дня три валяют в нем дурака (больше нельзя, так как могут возникнуть проблемы с психикой). Ну, правда, в начале необходимо зайти в Собор, дооформить кое-какие формальности в холле первого этажа (ну там дактилоскопия, фото в фас и профиль и т.д.) и решить жилищную проблему (кстати, лучше устраиваться не в Соборную гостиницу, а в частный сектор, в смысле съема части особнячка где-нибудь в гуще событий, то есть непосредственно в городе), и только после этого идти и валять дурака. Для начала, например, можно попытаться задавить Пошехонскую народную жабку… потом пождать свет в конце тоннеля… потом поиграть в Сидельниковском Казино или же пострелять в Кацапенковском Тире (там, кстати, можно пострелять из всех самых легендарных видов оружия – тут тебе и «маузер», и «максим» и изъятый у меня «Дегтярев», и что-нибудь еще в этом же духе. И все это в натуральную величину, просто стреляющее как бы такими… игрушечными патронами (навроде наших строительных, только с закатанной в них дробинкой). Но все остальное настоящее – и дым и грохот  и убитые вражеские солдаты (оловянные), которые буквально только что ползли на твое пулеметное гнездо целой толпой (на ниточках) и силились вырвать у тебя Победу, в виде черной (т.е. - второразрядной) стрелковой Твердыньки! Кстати, на втором этаже этого же тира (сделанного сразу из нескольких соседствующих особнячков) можно было повоевать в пейнтбол или пострелять из самых настоящих, просто уменьшенных пушек всех времен и назначений).… Потом можно пойти прогуляться по степям или тундрам…. Потом – поискать «чужого» у Уракиных (это их Родовой аттракцион, правильно называемый - «Бей своих, чтоб чужие боялись». Вначале все играющие (их должно быть побольше) проходят тайную жеребьевку, то есть вытаскивают жребии с надписями «СВОЙ» или «ЧУЖОЙ» (причем – все «чужие» знают друг друга (по тайным жестам, сообщаемым им ведущим), а «свои» не знают ничего). После этого все залазают на как бы такой надувной бурелом, берут в руки такие же надувные бревна, и начинают бить ими друг друга, пытаясь таким образом обезвредить (т.е. – столкнуть вниз) всех «чужих», при этом каждый, кого бьют должен орать: - Да «свой» же я! «Свой»!! – и поэтому этот аттракцион очень… шумный, и… суетливый! Ведь «свои» же не знают друг друга и поэтому вынуждены бить всех подряд. А вот «чужие» - знают все, и лишь притворяясь растерянными и суетливыми, действуют очень и очень слаженно. Ну а «изюминка» этого аттракциона состоит в том, что «чужих»… могло вообще не быть!)….

 

Потом можно пойти поиграть в «семь-сорок» у Шлагбаумов. Но для этого нужны деньги….

 

А еще можно поплавать (в том числе и на Ладье)… половить рыбу… поиграть в какие-нибудь настольные (или намостовые) игры… поболтаться в небе на воздушном шаре или – собрать свою интуристовскую команду и поиграть в Малую Большую Игру (то есть в ту же самую Большую Игру, но только в пределах города, или городского Острова, и все записочки с рекомендуемыми ими действиями касались только этой территории). Правда, вначале нужно набрать всей своей командой не меньше десяти Твердынек (в смысле значков), из которых как минимум два (за «Мудрость» и «Ориентирование») должны быть черными, то есть второразрядными. 

 

А можно с этими же значками поиграть и в настоящую Большую Игру, то есть побегать с лодкой на колесах (и, разумеется, веслах) по всей Стране, что-нибудь поотгадывать и, в конце концов, найти (передвижной!) Пень с Сокровищами, в котором и находится вожделенный Горшок Денег.

 

Но в Малую Большую Игру играть было тоже и выгодно и интересно. Ведь, во-первых, Горшок Денег в ней тоже присутствовал (правда, меньшего размера), а во-вторых, в ней было несколько дополнительных «изюминок». Например, бродьба по Ершовским подземным ходам, которые как паутина пронизывали буквально в-е-с-ь город. Причем – не только подземный, ведь в некоторых местах эти ходы поднимались аж до чердаков и… Соборных «луковиц»! Но эти темные, безоконные ходы были на-столь-ко запутанны, многолестничны и разноярусно-лабиринтообразны, что, побродив по ним с полчасика, ты уже не знал не только под каким районом города ты в данный момент находился, но и… ПОД районом ли ты вообще! А выйти из этого подземелья, ну чтоб увидеть, где же ты находишься, было довольно-таки затруднительно. Нет, выходов из него было много, НО! Их же еще надо было найти! А потом еще и понять, как же они открываются! А для этого нужно было расшифровывать различные настенные надписи и узоры. НО! Их тоже надо было сперва найти!… Словом – выйти из этого подземелья, даже со схемой в руках, удавалось далеко не каждому (и в нем, кстати, кое-где валяются скелеты тех, кто так и не сумел этого сделать), а вот войти в него напротив – мог абсолютно любой! Для этого достаточно было спуститься в подвал Южного Небоскреба, найти в нем стену с выцарапанным на ней червем, и тихонько постучать ему по голове. Тут же откуда-то раздавался зловещий шопот-пароль: - А далёко ли до Луёвых Гор? – на который надо было жалистно-жалистно прохныкать отзыв: - Не стреляйте, я Павлик Морозов! – после чего одна из стен как бы так открывалась, и ты спускался в это подземелье, по которому надо было бродить, что-то отгадывать, распутывать и искать ключи, которыми потом можно было бы открыть сундук с Горшком Денег. Но его тоже надо было сначала найти. А он мог быть где угодно! И на площади. И на чердаке. И в Соборе. И в Соборной тюрьме. И… в общем – где угодно.

 

А еще одной «изюминкой» Малой Большой Игры была «Компетентность». То есть надо было вытянуть жребий («шпион» или «разведчик»), а потом от кого-нибудь скрываться или наоборот – следить.  Причем если ты за кем-нибудь следил, то ты знал о нем все, а если скрывался – то наоборот (ты даже не знал, сколько именно человек за тобой следят, и из какой они именно команды (в «Компетентность» играли только сами интуристы, а глуповцы, в смысле их Органы, за всем этим только присматривали)). А при этом еще ведь надо было посещать или «вскрывать» «Явки», искать и прятать записочки, вводить всех в заблуждение и т.д.

 

А была в Глупове и еще одна разновидность этой Игры под названием Маленькая Малая Большая Игра, играть в которую надо было не командой, а индивидуально, или с тем с кем сам захочешь. Для этого нужно было зарегистрироваться в Соборе как «Частный Горшкоискатель», выкупить лицензию, получить вместе с ней какие-нибудь старинные карты, фотографии, списки хитрено-мудреных намеков с полу подсказками, и – отправляться в «свободное плавание» (правда, в пределах Острова). И хоть эта была одна из сложнейших разновидностей Игры – желающих играть в нее всегда было предостаточно. Ведь выигрыш (по деньгам, да еще и в «одну харю») был прямо-таки фантастическим![8][8]

 

А еще на Карнавале были и обычные развлечения. Ну там качели, карусели, еда, напитки, лотереи, катание на лодках, воздушных шарах  и Колесе Обозрения. Кстати – на малых (то есть привязанных) воздушных шарах тоже можно было развлечься. Ведь помимо простого пятиминутного болтания в небе, на них еще можно было совершить… Затяжной Прыжок! Это когда тебя не медленно поднимают, вернее – отпускают в небо, а – рывком! И ты пулей взмываешь на тридцатиметровую высоту на перенакаченном шаре, да так,  что аж дух захватывает! Правда,  этот аттракцион был… не совсем безопасным. Так, например, я, после взмывания в небо упал с него хоть и на этом же самом шаре, но… где-то в километре от города. И, разумеется, чуть было не убился. А дело было так –

 

- пришел я как-то в Великий Северный Путь, что бы «испробовать» там только-только изобретенный Пашей Затяжной Прыжок. И вот, значит, пристегнул он меня к шару (под его шаром было не кресло, а обычная альпинистская страховка, ну чтоб страшней болтало), и, как-то… странно ухмыльнувшись, сказал, мол, привет тебе собака от почившего в бозе сэра Баскервилля, причем – посмертный! Я еще тогда, помнится, удивился – как это так, думаю, «привет» да еще и «посмертный»?! Но думать дальше было поздно, так как Паша уже отошел и р-резко нажал на спусковой рычаг удерживающего меня механизма! И тут меня к-а-к швырнет в небо!!… А потом что-то к-а-к шарахнет по мне!!… А потом – рев… брызги искр из глаз… все вертится-крутиться-куролеситься… и – ХРЯСЬ меня об землю, и -… всё!!… Вот так и произошло изобретение нового вида воздухоплавательного развлечения под названием «Прыжок в Никуда». Это во-первых. Во-вторых, я получил на свою «Твердь» цифру два («по совокупности заслуг»), и «попал» на юбилейные монеты. А в-третьих – Паша…. А что Паша? Сидит себе собака на казенных харчах и в ус не дует! В смысле – до сих пор. Насчет «сидит». Ведь он оказывается на-роч-но подрезал удерживающую меня веревку, вернее – резиновый канат, который от этого, естественно, лопнул и меня чуть было не унесло в безвоздушное пространство! А спасло меня только то, что канат был именно резиновым, и что лопнул он не около шара, а около лебедки! После чего, р-резко сократившись, «забил» меня чуть не до смерти (в смысле сплошного кровоподтека по всему моему бедному телу), а потом пробил насквозь этот чертов шар, из которого с жутким ревом начать выходить газ, а меня все быстрее и быстрее начало тянуть из безвоздушного пространства на нашу грешную землю. Ну а дальше вы уже знаете….

 

Впоследствии, глуповцы хорошенько «обдумали» этот инцидент и создали на его основе новый вид развлечений под названием «Прыжок в Никуда». То есть это когда тебя сначала р-резко бросает в небо, потом один (из двух) шаров лопается, и ты плавно планируешь вниз (на оставшемся), а заодно и наслаждаешься пейзажами. Но этот вид развлечений разрешен только в безветренную погоду, а то ведь возможны и казусы. Причем серьезные. Вплоть до «попытки пересечения государственной границы». А в Глупове за это полагалось аж до трех раз. И без мыла. В смысле петли….

 

Вот такая вот история, и в смысле полета и в смысле Карнавала, с которым все и так, в общем-то, ясно – игры… аттракционы… музыка… сладости… призы… катание на всем, чем только можно (вплоть до верблюда) и так далее…. Кстати – насчет верблюда. Вернее – насчет всего животного мира города Глупова.

 

Помимо Родовых, то есть внутриквартальных животных (ну там верблюд, суслики, полярный песец и т.д.) – в Глупове водились и всякие праздношатающиеся звери не имеющие определенной национальной принадлежности.

 

Так, например, у Старца на крыше жил кот по имени Афанасий. Вернее – жил он, где хотел, а у Старца был лишь прописан.

 

Зверем он был… крайне странным, и поэтому основным его занятием было лазанье по деревьям, с которых он перепрыгивал на чьи-нибудь окна и ронял с них горшки с цветами. А так как ронял он обычно только розы, а главным выращивателем (а заодно и продавцом) роз был Старец – то в Глупове по этому поводу ходили слухи о том, что, мол, старик нарочно «притравливал» Афанасия на это «подлое розобитие» и тем самым поддерживал свой прибыльный бизнес. Но на самом деле это было не так, ведь Афанасий «побивал» розы и у самого Старца (причем в гораздо более серьезных масштабах, чем во всем остальном городе вместе взятом), за что и был не раз «в лють пресечен» знаменитой Старцевой дубиной, в смысле посоха.

 

Но вообще-то старик редко его избивал, так как был «…привязан душою к тому шныре аки дитя к титьке материной, только наоборот…» - то есть Старец нашел этого Афанасия еще котенком привязанным к одному кладбищенскому шлагбауму и вырастил его (в смысле – выкормил из ложечки подогретым молочком) аж до совершеннолетия. И через это старик очень к нему привык и поэтому избивал его не для того, что бы убить, а так сказать для профилактики. И очень при этом за него переживая. Я, кстати, даже помню случай, когда Старец от этих переживаний чуть было не угодил в больницу! А дело было так –

- однажды залез Афанасий на здоровенный тополь у Вокзала, а слезть с него – не смог. И целых три дня просидел и проорал на нем от голода, страха и отчаяния, а Старец все эти дни пробегал и под этим тополем и проумолял «…всех добрых встречных человець, дабы те допомогли бы ему спасти несчастную шнырову душу, и тем не ввергли бы себя в геенну огненную или хотя бы в его донос…». Но после восьмого сорвавшегося с тополя  «допомошника» ему все эти «моления» категорически запретили, а в честь признания всех его особых заслуг срочно организовали Глуповское Государственное эМЧээС (на основе пожарной команды) и при Его помощи сняли-таки Афанасия с тополя. А тот вдруг взял и проявил… кр-райнюю неблагодарность к спасшему его (своими мольбами и причитаниями) Старцу – то есть взял и… куда-то убежал! И вот тут старику и стало плохо. Но не надолго. Лишь до первого разбитого горшка с розами, после которого плохо стало уже Афанасию. Кстати – насчет этого тополя. Совсем недавно с него снимали… Назарку! Ведь он в последнее время очень увлекся всякими… прошу прощения – м-медитациями, погружением в с-суть вещей и прочей чушью. И вот однажды, во время урагана он поднялся в небо на воздушном шаре, чтобы… «познать Суть Бури»! Ну и познал собака. Ну и позна-ал…. После того как его оторвало от лебедки, ударило об Небоскреб, потом о другой, потом об Башню, а потом, потаскав пару дней над всей Страной, наконец, зацепило об этот тополь, с которого его кое-как и сняли – Назарка стал каким-то… нервным, что ли. И совсем перестал понимать юмор. И если вы захотите лично в этом убедиться, то когда будете в Глупове найдите его, отзовите в сторонку и вроде как между прочим спросите: - Ну, что, собака? Познал С-суть Б-бури? – и  е-с-л-и  п-о-с-л-е  э-т-о-г-о вы не успеете быстро-быстро убежать, то вы узнаете не только об отсутствии у него чувства юмора, но так же и о том, чем, скажем, сабантуй отличается от сектыма! Причем – на собственной шкуре. Но вернемся к нашим животным. Хотя почему «вернемся» - просто продолжим! Итак – Шкварка.

 

Когда-то это был милый маленький поросеночек (из диких), которого где-то нашли Ершовы, принесли к себе, и даже дали ему типично Ершовское имя – Публий Овидий Назон. Но поросеночек почему-то не захотел жить в Ершовке, и все время из нее убегал – то на болота, то в какой-нибудь Кацапенковский хлев, а то еще куда. Ну а ходить по хлевам и болотам, крича при этом: - Публий Овидий Назон! Публий Овидий Назон! – это, согласитесь, как-то… странно, и поэтому Ершовы переименовали его в Геродота. Но и это имя не прижилось, так как поросеночек вдруг вымахал в здо-ро-вен-но-го кабана, и стал всех пугать! Особенно Кацапенок! И тогда Ершовы назвали его Шкваркой и… передали на сохранение Кацапенкам (к которым тот, почему-то, был особенно неравнодушен) и которые до сих пор еще очень его бояться и поэтому ото всех охраняют. На всякий случай. Так что если вам доведется встретить в Глупове или его ближайших окрестностях здоровенного и о-чень охраняемого секача, то знайте, что это «Шкварка, которая родилась из Геродота, который очень не хотел быть Публием Овидием Назоном и поэтому от всех убегал». Во всяком случае, так написано в его паспорте.

 

Кстати, с Кацапенками связан и еще один известный и как бы такой… животный персонаж по имени… Фрол! Да-да, тот самый подземный крыс который всю жизнь блуждал по каким-то таинственным подземельям и выходил на поверхность только по ночам! Ведь когда встал вопрос о постановке его на довольствие (ну там – паек, зарплата, форма) – пришлось хоть что-то написать в анкетной графе: «А какого роду-племени, служивый?». И вот тут его и выручили Кацапенки, приписав его к срочно придуманной… вернее – к о-чень древней, и поэтому о-чень забытой, но – славной фамилии Маршалов. И даже «подложили» под эту фамилию соответствующую историю – якобы жил где-то когда-то некий ихний (Кацапенковский) богатырь по имени Пасюк. И вот как-то забрили его на Первую Мировую, да и… отравили газами на Германском Фронте. Но он не растерялся, схватил знамя своего полка (который был уже якобы весь перебит) и совершил свой собственный, то есть небольшой, но тоже героический – Брусиловский Прорыв. То есть прорвался к своим, спас знамя, за что и получил прозвище «Маршал». Правда в Глупове бытовала и другая (Старцевская) версия этой истории, по которой отравился этот Маршал не газами, а обычной паленой самогонкой. И «Брусиловский Прорыв» был им якобы совершен «…чрез три забора и два плетня…». И спасал он якобы не знамя, а собственную шкуру, которую «…о-чень хотеша пополосовать грабельками те бабы за коими он в бане подглядаша, и кои ево песий глаз в замочную скважину-то и разглядеша…»!… В общем, история эта темная, и что там было на самом деле, никто точно не знает. Но! Факт остается фактом – Кацапенковская фамилия Маршалов действительно существовала, и самым ярким (а заодно и единственным) ее представителем действительно был Фрол.

Кстати, Старец очень его недолюбливал и даже обзывал его «грызуном». И все из-за того, что Фрол якобы изгрызал у него древние летописи и пергаменты (в виде пропитания). Но на самом деле Фрол питался только колбасой (которую ему в виде пайка выдавали Кацапенки) и красным вином (которое он уже сам тырил у Старца). Но старик ничего не хотел понимать, и продолжал недолюбливать «…тую скрытную грызлу…».   

 

А еще в Глупове было очень много всяких птиц. Особенно воронов. Которые хоть и до сих пор еще гнездились исключительно в Вел Сев Пути, но вились уже не только над Пошехонцевыми… то есть – Сошкиными, а над всеми подряд. И значит, они уже тоже были не Родовыми, а общенациональными животными.

 

Ну а самым присамым общенациональным Глуповским животным был, конечно же, Пони. Правда, здесь все считали его «горбатым ослом типа ишак», но это было неправильно, ведь на самом деле, он был обычным… якутским Пони! Да-да - маленьким, горбатеньким и кривоногеньким якутским Пони, которого, просто, когда-то, видимо, какой-то… стра-анный дьявол, зачем-то закинул в этот… стра-анный город, по которому он теперь и вынужден бродить… тихо, испуганно, о-бре-чен-но бродить… печально-печально вздыхая, и печально-печально хлопая своими печально-печальными глазками. И похоже, что это уже н-а-в-е-ч-н-о…. 

 

Я почему-то очень подружился с этим Печальным Зверем, вернее – это он почему-то очень подружился со мной. И когда бы и куда бы я ни шел – он тихонечко трусил за мной на некотором удалении. Правда, не выходя за пределы городского Острова, так как однажды он с него вышел и прям сразу же… заблудился. И лишь через месяц еле-еле нашелся. Да и то не сам, его Будулай привел. И с тех пор с Острова он больше не выходил. А вот в пределах последнего он ходил за мной везде, где только мог – и по улицам, и по Стене, и по мосткам, а если я, скажем, поднимался к Старцу – он послушно ждал меня на втором Деревянном этаже, ведь выше он подняться не мог, так как там были очень крутые ступеньки. Словом, он бегал за мной как собака. Только – в хорошем смысле этого слова.

 

Я, кстати, тоже почему-то привязался к нему, и даже воровал ему морковку, что росла на одном из Старцевых подоконников.  Но старик меня как-то «вычислил» («…а то!…») и однажды незаметно подменил горшки с морковью на горшки с кактусами, в которые я в полумраке и вляпался. И потом даже лежал в больнице, так как эти кактусы почему-то оказались отравленными. Но как я уже и говорил, у старика было доброе сердце, и поэтому когда я ему объяснил, для чего мне была нужна морковь, он стал сам мне ее приносить. Правда… немного по-своему. То есть каждое утро, примерно в 5-10, он швырял мне в форточку здоровую морковищу с привязанной к ней записочкой: «…подавися, и гада свово подави…» (кстати, пару раз он даже попал ею в меня, за что дважды «сидел» (на него кто-то анонимно донес), но все же  этого своего «…Доброго Дела, по крепости Духа своего – н-е о-с-т-а-в-и-л….»). А чуть позже, где-то полшестого, приходил и сам Пони (он всегда ночевал в Тыгыдымовке). Он тихонько поднимался на крыльцо, ставил передние копыта на мой подоконник и печально-печально заглядывал через окно в мою комнатку. А потом… выходила… Боцманова… моя домовладелица…. Ух, к-а-к она не любила Пони!! За то, что он, якобы, «все цветы ей падла попереламывал» (на наружном подоконнике моего окна она выращивала какие-то чертополохи  и ка-те-го-ри-чес-ки запрещала кому бы то ни было к ним прикасаться)!!… И она… б-и-л-а этого нес-част-но-го Пони… но-га-ми… в брюш-ко!!… И обзывала его при этом са-мы-ми жут-ки-ми глуповскими ругательствами - от Берендеева пасынка, до стерляжьего сына включительно!!…   А потом… брала его за шкирку… скидывала с крыльца… и желала на прощанье встретится с… Амбасадором (это тот жуткий свет в конце Пошехонского (т.е. - аттракционного) тоннеля)!!… Ах, к-а-к плакал Пони, лежа на мостовой…. И я, прячась за занавеской…. Но я н-и-ч-е-г-о не мог сделать!! Ведь и меня могли… также… и в той же последовательности…. Ох, и здоровой бабой была эта Б-боцманова!… А потом она уходила в дом, а я на цыпочках выходил на улицу и крался в ближайшую подворотню, чтобы покормить прячущегося там Пони уже почищенной мною морковкой. Он ее ел и тихо плакал…. Тихо плакал и ел…. И я тоже…. А где-то вдали все еще бушевала Боцманова….

 

И вот однажды (это я уже рассказываю о том, как стал Почетным Национальным Героем города Глупова) я вышел из ночного Кацапенковского шинка «Горилка» (он так назывался из-за висящей у его входа шины от «Запорожца» в которой по ночам горел ночник), зевнул, закурил и посмотрел по сторонам – ночь… туман… вернее – очень низкая облачность… дождь моросит… фонари, тусклыми светлячками, разбегаются в разные стороны по округлой улице… у крыльца, свернувшись калачиком, дремлет дожидающийся меня Пони…. З-зябко…. С-сыро…. И – ти-ихо-ти-ихо… лишь где-то на крыше беззвучно плакала пиктская волынка…. Я запахнул поплотнее шинель, разбудил Пони и отправил его в Тыгыдымовку, спать, ведь я и сам уже собирался домой, а спать у моего дома Пони не мог… жить очень хотел. И вот значит поцокал он по этой стра-анной, кривой улице… весь из себя такой печальный припечальный…. А вокруг ведь облачность, и довольно-таки низкая, и из-за нее вся улица стала похожа на как бы такой… тоннель! По бокам – дома сплошными стенами… а снизу и сверху – мостовая с тучами…. И все серое, з-зябкое, з-зыбкое…. Лишь фонари помигивают… да Пони печально поцокивает…. И тут что-то… на-хлы-ну-ло на меня. Я вспомнил, как обзывала его Боцманова, и как желала ему встретиться с Амбасадором… как он плакал при этом… и как он сейчас, наверное, плачет… идя по этому гул-л-лкому, с-сырому тоннелю… просто отсюда не видно его слез…. И вот, что бы хоть как то показать… мое к нему отношение, и что бы хоть как-то… утешить, этого тро-огательного, ми-илого звереныша, я вдруг взял и… написал про него песенку! Очень простенькую и незатейливую, примерно вот такую:

                                         - От берендеева пасынка

                                           до стерляжьего сына включительно

                                           бродит мой Пони в тоннеле

                                           в обнимку с Амбасадором… -

 

Словом это была обычная глуповская песенка, но она почему-то произвела на всех такое же впечатление как и… эффект разорвавшейся бомбы!! Ведь когда я на следующее утро спел ее Пони, он вдруг… перестал плакать… потом – есть морковку… а потом к-а-к бросился ко мне на грудь и – зарыдал!!… А потом, в соседней подворотне, зарыдал Старец!! А потом – какой-то случайный прохожий!! А потом – следивший за ним Орган!! А потом – ребенок в соседнем окне!! И - … БОЦМАНОВА!! И – кто-то еще… и еще… и еще…. А потом зарыдали в-о-о-б-щ-е В-С-Е!!… А потом меня долго подкидывали и роняли… роняли и подкидывали… заставляли петь эту песенку до полной потери голоса… после чего пели ее уже сами…. И снова подкидывали вверх… теперь уже вместе с Пони… и я бился головой об его взволнованные копыта…. Вот таким вот стра-анным и совсем неожиданным для себя образом я и стал Почетным национальным Героем города Глупова. И только после того, как Кулибин отлил бронзовый памятник по мотивам моей песенки – я, наконец, и понял, почему же я Им собственно стал. Оказывается я, как-то подсознательно, выразил в ней… всю… суть трагической  общеглуповской Судьбы! В смысле Ее странной… полу безвыходной… полу обреченности, что ли. Ну а  памятник этот, стоящий сейчас на Желтогородской площади, выглядит примерно так –

 

- как бы такая двойная труба… или нет – как бы такой… корпус подводной лодки «Курск», но с отрезанным «носом», «хвостом», рубкой и с насквозь выбитыми «внутренностями»… то есть это был как бы такой… тоннель. Точно! Сильно бронированный, толстостенный тоннель, с торчащими кое-где кабелями и трубками перебитых систем жизнеобеспечения. Укрепленный (а заодно и вращающийся) навроде стрелки компаса на небольшом полутораметровом постаменте (сам тоннель метров пять в длину и метра два в диаметре). А в его середине – маленькая печальная фигурка моего Пони (в профиль)! И если начать крутить этот тоннель (но не как стрелку компаса, а как колесо, то есть в фас и сверху вниз, или снизу вверх) то Пони начинал… идти (навроде белки в колесе)! А если р-резко остановить это «колесо» и начать вращать «его» в противоположную сторону, то Пони… тут же разворачивался на каком-то невидимом отсюда штырьке и начинал также медленно и печально идти… в противоположную сторону! И вот в этом-то глуповцы, оказывается, и увидели символ своей Судьбы-Судьбинки. В смысле – есть тоннель, есть Амбасадор (в виде света в его конце), есть маленькая горбатенькая животинка в его же «нутрях», и есть – движение, осуществляемое этой несуразной животинкой в этом бронированном тоннеле, выхода из которого… НЕТ!! Ведь идет-то животинка не вперед или назад, а как бы… в сторону!!… И от всего этого веяло та-кой Печа-алью, та-кой Безвыходностью и - О-бре-чен-ность-ю, что просто О-Й. И глуповцы, оказывается, почувствовали всё это в тот же момент, как только услышали мою песенку. А я лишь тогда, когда рассмотрел, как следует этот памятник….

 

Но его установка была не единственным изменением, произведенным моей песенкой. Ведь сразу после ее «рождения», и еще даже ДО установки памятника, все глуповцы вдруг залюбили и зауважали самого Пони! Стали его кормить, холить, лелеять, заплетать гриву и хвостик! А потом еще заставили Боцманову убрать с моего подоконника весь ее «гербарий», и… построить для Пони (прямо под окном!!) небольшой загончик со съемной крышей (на случай дождя), в котором он теперь безбоязненно и ночует (ведь бить его ей тоже ка-те-го-ри-чес-ки запретили)! Ну а мне за эту песенку добавили цифру Три на мою «Твердь», выдали большую-большую премию и вчеканили в юбилейные монеты. Правда, не самого меня, а памятник «по моим мотивам», но в данном конкретном случае это ведь одно и тоже (кстати, на некоторых особо редких (т.е. - коллекционных) монетах, этот бронированный тоннельчик даже крутиться! А маленький, лохматенький и кривоногенький якутский Пони - … идет! Ме-едленно. И – Печа-ально). Вот такая вот история. Странная. И не совсем понятная. Как и сами глуповцы. Которые, как вы еще, наверное, помните – вовсе не были дураками, а лишь… придурялись ими. Вернее, не ими, а – актерами, которые просто играют роль придуривающихся дураками… актеров, которые играют роль… играющих роль… дураков?! Которые так заигрались во все это, что уже даже не понимают, где жизнь, а где игра… в эту же самую жизнь, которая тоже конечно игра, просто… Брррр!!! Как же здесь все запущено! Или – запутанно? Или сначала все-таки запущенно, а потом уже.… Тьфу ты! Словом, всё здесь было очень странно, и… перепозапутанно. И даже сами глуповцы толком не знали где здесь что (в смысле жизни, игры в нее, игры в эту игру и всего остального). И всей этой «перепозапутанностью» они не только «болели» сами, но и заражали ее всех окружающих. Причем сразу всех. Даже меня. Вот, например, какая история произошла со мной почти перед самым отъездом из Глупова –

 

- как-то бродил я  по Ершовским подземельям, которые кое-где «перетекали» во Фроловы ходы, которые в свою очередь кое-где «перетекали» в Компетентские, ну а те уже «текли» везде, где только можно, в смысле всяких секретных хранилищ которые меня в тот момент и интересовали. И вот, значит, «подпритёк» я к одному такому хранилищу (это оказалось Хранилище Глуповского Национального Банка) и стал в нем что-нибудь искать. На всякий случай. И вдруг! Откуда ни возьмись! Два Органа! И – хвать - меня под руки и давай куда-то тащить, в смысле ареста! И вот тут я, то ли от испуга, то ли от растерянности, к-а-к вдруг затопал ногами, и да-вай на Них орать, мол, я никто иной, как Невинноубиенный, а заодно и Чудесноспасшийся… царевич Дмитрий, и что не им мол, собакам, меня тут трогать и тащить (плюс некоторое количество фольклорных идиом). И хоть Они пре-крас-но знали, кто я такой на самом деле, но от всего услышанного Они вдруг… остолбенели, и гримаса святотатственного ужаса скользнула по Их перекошенным лицам! И пот липкий сквозь чресла проступил!… Ну а я, воспользовавшись всем этим, быстренько смотался.

 

Через какое-то время Они, наконец, пришли в себя и побежали докладывать об этом происшествии своему начальству. И разумеется – в зашифрованном виде! Ну а начальство видимо как-то неправильно этот доклад расшифровало, потом снова зашифровало и переслало его выше, то есть  - своему начальству. А оно – своему… а оно – еще кому-то… да плюс слухи, да вечная Компетентная неразбериха, да бюрократическая путаница…. Короче говоря, на следующий день в Глупове разыскивали сразу двух венценосных особ - некоего царевича Прошу, и внучатого племянника самого Мао Дзе Дуна, которые якобы вчера застали меня в Хранилище Гос Банка за кражей двухсот одиннадцати «Большеньких», и совсем уже было поволокли меня в «кутузку», но их… кто-то убил!! Причем – зверски, без санкции и свидетелей!! А ведь в Глупове это было стро-жай-ше за-пре-ще-но!!…

 

Я, конечно, посмеялся в душе над всем этим бредом (смеяться на допросах как-нибудь иначе тоже было запрещено) и стал уже было забывать всю эту историю, но… что-то стали терзать меня какие-то… смутные сомнения. Ведь я вдруг… как бы… вспомнил, что те Органы и впрямь выглядели… как бы… несколько… странновато. И что один из Них даже был… вроде… в как бы такой… шапке Мономаха, а второй – ну чистый Шао-Линь, да еще и со значком Почетного Хуй-Дей-Бина на лацкане…. И ведь УМОМ-то я понимаю, что всё это ПОЛ-НЕЙ-ША-Я Ч-У-Ш-Ь, но – ничего не могу с собой поделать! Уж так явно стоят Они у меня перед глазами…. Ну прямо как живые….

 

Я, кстати, после этого случая даже перестал шататься по подземельям. А мало ли?! Ведь где-то в них скрывается са-мый настоящий цареубийца! Причем, почти наверняка – беглый! И если он даже царевичей убивает чуть ли не десятками, то меня-то тем более не пожалеет! А может и того хуже – подкараулит и… отомстит! За что-нибудь!… Брррр!! Ну их, эти подземелья. Тем более что с финансами у меня пока все в порядке…. А… к чему я все это рассказывал?! Ах да – к Карнавалу, с которым я уже и закончил. Ну, тогда начнем с… начнем… ОЙ! А начинать-то больше не с чего! И в смысле какой-нибудь главы, и в смысле всей моей Летописи! Ведь я уже все, в общем-то, рассказал  и о городе Глупове, и о его обитателях!… Хотя нет – не все, ведь я же еще не рассказал об одной ихней странности, которую до сих пор так и не понял, а именно – о Березовом Культе (в смысле тайной, и скорее всего очень опасной секты), да и еще о кое-каких мелочах. Ну, тогда начнем последний (на сегодня) рассказ, в котором и «закрасим все последние (на сегодня) белые пятна наших незнаний» об этом стра-анном народце. А назовем мы этот рассказ –

 

                                                                 

ОКОНЧАНИЕ