|
Легенда для взрослых Размышления о потаённом живом Майя Быкова
Глава 6: Рассуждение о немыслимом
«Без введения никак нельзя, взаимоотношения человека и животного, а затем очевидца и общества очень сложны и важны», — так задумала я. В августе 1961 года Лев Ильич Морозов, геолог-нефтяник, работал в Среднем Гоби километрах в двухстах от города Даландзадгад.
Две монтажные бригады на бурении скважин постоянно сменяли друг друга. Как-то так получилось, что техник Морозов не спал уже две смены и буквально валился с ног. Тогда метрах в семидесяти от общей юрты ему поставили палатку, чтобы можно было как следует выспаться. Он лег, когда только начало темнеть. Неожиданно проснулся среди ночи. Палатка вся сотрясалась, будто кто-то, решив его разбудить, ходил вокруг нее, специально задевая крепежные веревки и колышки. Свалился какой-то ящик, полетели кружка и ложка. Обозленный до крайности, Лев Ильич выскочил из палатки. И — налетел на чудище... Первое, что сразило, нет, не размер незнакомца, а отвратительный запах. Рост же обычный, ненамного превышающий собственные морозовские метр семьдесят...
Широко расставленные дикие глаза, лохматый с головы до пят, кроме лица, двуногий, человекоподобный. Изо рта выглядывало нечто, напоминающее пару клыков (об этом очевидцы упоминают очень редко — один—три из тысячи, да и не совсем ясно, клыки ли это на самом деле). 102 Морозов, как он мне рассказывал, успел подумать: «То ли бродяга, то ли одичавший человек». (Он тогда еще не знал, что даже в экстремальной ситуации отшельник или заблудившийся человек, как бы долго он ни скитался, не обрастает волосами, тем более сплошь.) Шеи как бы не было, руки и ноги длинные. Несколько секунд — глаза в глаза — рассматривали друг друга. Состояние свое геолог сравнил с шоковым. В какую-то долю секунды решился, собрался с силами и рванулся к юрте. Сзади раздался истошный вопль, взлетевший к самым высоким нотам, — такого звука никогда Морозов не слышал ни до, ни после события. Над площадкой стояла полная луна, к тому же горел факел.
На вышке дежурил верховой. Оказалось, он оттуда наблюдал за происходящим. Морозов оглянулся: непонятное существо бросилось в противоположную сторону, словно обезьяна (что-то было во всей его фигуре в тот момент такое, что привело очевидца к этому сравнению). Верховой там, у себя, не выдержал и разразился громким обидным смехом. Морозов добежал до юрты. К нему подбежали рабочие, кто-то из них едва расцепил его крепко стиснутые зубы, влил обжигающую жидкость. Спустился верховой и рассказал, что видел. Выслушав рассказ о редком посетителе, монголы тоже стали откровенно смеяться и наперебой утверждать, что это такое же обычное животное, как джейран, и что ничего плохого оно людям не делает.
Придя в себя, Морозов предложил догнать животное и подстрелить. «Зачем стрелять? — сказали ему.— Он любопытный, пришел на свет факела. Может, долго не решался. Мы здесь третий день, раньше не подходил. Да он после этого сюда и не придет». Выяснилось, что некоторые из рабочих видели такое животное, хотя бы раз в жизни, а самый пожилой монгол— даже дважды. Вот при каких обстоятельствах Л. И. Морозов, ныне доктор геолого-минералогических наук, впервые столкнулся с проблемой «снежного человека». И задумался над тем, в чем же она, проблематичность? Так как виденное не давало ему покоя, он беседовал со многими монголами на эту тему. И пришел к выводу, что невозможность согласиться с реальностью такого животного, очевидно, свойство европейского ума. Подкрепление подобной мысли он получил и в годы работы в Индии.
А в то время все его собеседники давали ему толковый совет: никому не рассказывать о встрече. И оказались правы. Ибо вот что произошло чуть раньше с гидрологом А. Г. Прониным после встречи с реликтом на Памире. Сообщение промелькнуло в прессе и вызвало... бурю негодования представителей официальной науки! Как это — чтобы наш советский человек посмел увидеть «человека снежного»! Далее события разворачивались, как в памятном фильме Л. И. Гайдая «Кавказская пленница». Пронина проверяли все, кому не лень, — и психиатры, и их, скажем так, потенциальные пациенты. Была создана комиссия, которая без него (очевидца!) поехала на Памир в те места (какие?), где произошла встреча, и пыталась определить, мог или не мог гидролог на таком (каком?) расстоянии что-то увидеть.
Конечно, в свете подобного отношения Морозов был прав, вняв советам и сохранив виденное в тайне. Но противоречило ли то, что случилось с Морозовым, представлениям монгольских ученых, к тому времени полнее, чем в других странах, собравших сведения о подобных встречах (работы были начаты еще в начале века)? Наоборот, его случай вполне вписывался в свод подобных сведений. Академик Дорджи Мейрен, изучавший именно ареал животного, сделал заключение, что с 1927 года алмасов, или хун-гуресу, на территории страны уже было мало. Встречи происходили лишь в Гоби и в районе Кобдо. Именно там и произошло все, рассказанное Морозовым. Меня очень интересуют люди, которые видели таинственное животное. Причем лучше однажды или дважды, но ни в коем случае не несколько десятков раз (например, сорок).
И еще. Мне не так важна на этом этапе работы длина таинственного следа, соотношение длины и ширины странной стопы, длина шага, наличие или отсутствие клыков (что безумно не вписывается во что-то заготовленное) и прочие свидетельства. Куда важнее кажется мне психологический климат встречи. Реакция животного, реакция подготовленного человека, неподготовленного, особенно элементы игры. Только серьезное изучение всего этого даст основание для контакта. А тогда уже будут возможными все промеры и описания. Именно контакт — единственная цель моей работы в этой области. Конечно, не менее важно и другое — реакция обще- 104 ственности, общественного мнения на сообщения о животном, пока «недостойном» серьезной науки. Ибо в приятии или неприятии факта встречи, как в зеркале, отражается состояние общества на сегодняшний день.
Не потому ли, как считал профессор Б. Ф. Поршней, Николай Михайлович Пржевальский, узнав о существовании такого невозможного животного и даже накопив данные по этому вопросу, в том числе свидетельские показания из первых рук — от казака Егорова, умолчал об этом в отчетах о первом Центральноазиатском путешествии (1872 год), о третьем (1879 год) и четвертом (1883 год). Он сам успокаивал себя, что речь идет об одичавших (услужливые человеческие стереотипы) потомках, бежавших в эти места в XIV веке, буддистов. Смелый человек испугался именно неподготовленности общественной мысли к открытию. Иное дело — лошадь!
|
