|
Легенда для взрослых Размышления о потаённом живом Майя Быкова
Глава 2: Герои сказок и несказочной прозы
Реликтовый гоминоид — интернациональное создание, так сказать, продукт коллективной психики населения земного шара. Это один из тех объектов исследования, которые только на первый взгляд не вписываются в рамки допустимого, объект, который предположительно сумел стать научным достоянием этнографов, филологов, лингвистов всех стран под разными именами, но не зоологов. Его можно найти в сказках и несказочной прозе среди преданий, а также быличек и бывальщин. Именно этим жанровым категориям очень повезло, они начинаются со слов реалистичных: однажды я вышел ночью..., когда я проснулся..., тут я дотронулся до него... В них события развиваются не только во времена бабушек и дедушек, но и вчера и даже сегодня.
Мысль о том, что мифология не так уж однопланова и прямолинейна, как это кажется на первый взгляд, была четко выражена и обоснована Б. Ф. Поршневым в научно-популярном очерке «Борьба за троглодитов», опубликованном в нескольких номерах (4—7) журнала «Грузинские народные предания и легенды» (Наука, 1973 год). Здесь же много примеров, в частности по губерниям России, взято из «Мифологических персонажей в русском фольклоре» Э. В. Померанцевой, также доложенных мною семинару в 1976 году.
Начнем со сказки С, Аксакова Аленький цветочек», где купец забрался в лесные Дебри и вдруг «...вырос как будто из земли перед купцом: зверь не зверь, человек не человек, а так какое-то чудище, страшное и мохнатое, и заревел он голосом диким... У честного купца от страха зуб на зуб не приходил... Раздался по лесу хохот, словно гром загремел...».
Ох, как страшен «лесной зверь, чудо морское»! А ведь всего-то шерстью покрыт, а в остальном как человек, даже разговаривает, хотя зверю такого не положено. Ну да герой сказки без речи никому не нужен. Вот он и говорит. Это-то чисто сказочное — дань жанру. А говорит он о заклятии: «...чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека...» Стало быть, понимает — страшен человеку.
Сказку эту рассказала автору в детстве няня Пелагея, но он видел в ней следы прикосновения «разных сказочников и сказочниц». А также сюжет на стыке двух культур — Запада и Востока.
Э. В. Померанцева высказывает интересное предположение, что многие таинственные образы пришли не из сказки в быличку, а, наоборот, быличка обогатила сказку. Хотя именно как жанр она оформилась значительно позже сказки (слыла былью), совсем недавно — в начале века. Это скорее всего случилось потому, что собиратели фольклора терялись перед ее реалистичностью, деталями. В самом деле, что это такое: информатор сообщает, что событие произошло только вчера, когда он ходил по дрова в лес, и он сам увидел лешего. Конечно, такое сообщение хотелось сразу же занести по какому-нибудь ведомству, по любому разряду, лишь бы оно не смущало просвещенный народ.
В серии «Сказки и мифы народов Востока» вышла прекрасная книга «Грузинские народные предания и легенды». Замечательный перевод, предисловие и послесловие принадлежат ученому Е. Б. Вирсаладзе. Последние читаются сами по себе, как можно прочитать не каждую книгу, претендующую на художественную. Я позволю привести себе почти дословно все, что меня заинтересовало, во-первых, потому, что это высказано признанным авторитетом, специалистом, во-вторых, это наиболее полное за последние полстолетия с лишним издание и обзор грузинских преданий и легенд. Оно старательно классифицировано и детально оговаривает всё, что может вызвать вопросы у читателей. Заранее прошу прощения у автора за то, что ему самому никогда не приходилось под таким ракурсом рассматривать все эти хорошо известные ситуации и образы.
Итак. Перевести и прокомментировать предания и легенды — рассмотреть основные моменты истории, весь мир понятий, воззрений народа, определяющий своеобразие его характера, его отношения к прошлому и представления о настоящем. Из всех жанров фольклора они наименее изучены, таят в себе еще далеко не выявленные пласты народных знаний и, что самое нажное, редко воспринимаются как жанр художественного творчества. Чаще всего они вспоминаются под влиянием какого-то случая, ассоциативно. Любой специалист предпочтет более устоявшийся материал: сказку, песню, загадку, пословицу. Получить предание или легенду по заказу нельзя. Материал должен прийти сам собой. Осложняется запись преданий также двойственным отношением к ним народа (важное понимание). Подчас для сказителя это уже небылица, подчас же — сокровенное знание, которое он не доверит случайному, хотя и интересующемуся человеку.
В книге отдельным разделом помещены предания о покровителях зверей, вод, леса, скал. Они не выглядят в общем материале ЛИШЬ ПЕРЕЖИТКОМ, а звучат как представления, еще вчера игравшие большую роль в жизни и обычаях народа. По укоренившимся представлениям, хозяин и страж может быть особью мужского или женского рода. В Хевсурети сохранилось имя — очопинтре. Оно связано с языческим божеством Бочи. Своеобразным кавказским Паном рисуется очо-кочи (дословно человек-козел). Это косматое существо, у которого на груди заострение типа топора (заметьте, типа, а не буквально топор, как записывают некоторые исследователи).
В Менгрелии Дали зовут ткаши-мапа, она тоже красавица. Только в заговорах Дали сбрасывает свой прекрасный облик и восстанавливается в истинном обличье. Она предстает страшилищем с кровавыми волосами и глазами, даже с вывернутыми задом наперед ногами.
Жители Западной Грузии, Имерети, рассуждая о каджи-мужчине, говорят также о женщине под именем цкалис-али, называемой так потому, что она пребывает исключительно в воде. Водяная всегда белого цвета, встречается человеку у реки.
Чинка — предположительно от джинн — человекоподобный, обитающий в доме или в заброшенных строениях, мельницах, замках.
«Работая в горных районах Грузии, — пишет Е. Б. Вирсаладзе, — мы не раз встречались с фактами веры в реальность существования дэвов». Разве можно найти что-либо благозвучнее для слуха истинного криптозоолога?
Все это крайне добросовестно рассмотрено человеком, который даже не представляет себе, насколько он, возможно, близок к откровению отнюдь не фольклорного порядка. Сегодняшние рассказы о джинне выглядят не так общо и сглаженно как в традиционных записях этнографов и фольклористов. Вот рассказ очевидца, уроженца Абхазии, по национальности украинца, профессионального охотника:
«О лесном человеке я впервые услышал от своей матери. Раньше их много водилось, а теперь они ушли дальше, в горы, где практически людям нет никакой необходимости бывать. Видеть такое существо мне пришлось один раз, когда мне было 10 лет (1948 год).. Я с товарищем шел по лесу. Мы услышали рев и увидели, что на вершине горы стоит лесной человек — большой, волосатый (волосы черные с синим отливом), сбрасывает с горы камни весом с полтонны. Мы испугались и убежали. Следы этого человека мне удалось, увидеть несколько лет назад (примерно в семидесятом году) в девятнадцати километрах от покинутого жителями селения П. След был человеческой ступни, но только большой, с полметра. Были видны и отпечатки концов ногтей, но не когтей. Со следом медведя такой след никак не спутаешь».
Таких записей я могу привести много. Больше всего их относится к сороковым годам. Предания о волосатых человекоподобных содержат иногда названия мест, где произошла с ними встреча, иногда фамилию очевидца. Причем, если первая часть повествования очень напоминает быличку, то вторая сводит событие к так называемым кочующим сюжетам или ситуациям, переходящим не только из жанра в жанр, но и в пределах одного жанра, как рефрен песни.
|
